Вениамин Каверин - Открытая книга

Потом комиссия уехала, и началось ожидание.

Агния Петровна позвонила из дому, позвала обедать; я не пошла, хотя работа все равно валилась из рук. Виктор подошел с каким-то вопросом; я выслушала его и не поняла ни слова. Сотрудники из других отделов ежеминутно заходили в лабораторию, и я, наконец, заперлась: надоело судить да рядить о том, что больше не зависело от наших желаний.

Кажется, мы сделали все, что нужно было, а между тем, шагая из угла в угол, я с каким-то виноватым видом поглядывала на свои приборы.

Андрей позвонил: «Как дела?» – и я сказала, что плохо.

– Ответа нет. Передача должна состояться сегодня.

– Так что могут прийти и передать?

– Вот именно.

Андрей помолчал.

– А ты их не пускай. Запри дверь и притворись спящей.

– Ох, хоть ты пощади, – сказала я с тоской. – Честное слово, не до шуток.

Он пробормотал что-то вроде: «Ну, ладно, сейчас», – и повесил трубку.

Вероятно, это было самовнушение, но каждые четверть часа я ловила себя на том, что стою у окна, уставясь на пустые рыбтрестовские бочки, которые по-прежнему с каким-то ожидающим видом стояли на институтском дворе. Надеялась ли я в глубине души, что эта тара исчезнет, если я стану так упорно смотреть на нее? Не знаю. Тара не исчезала, и ответа не было, хотя хозяйственник, которому я позвонила в Наркомздрав, обещал, что комиссия ровно через час представит свои соображения наркому.

В дверь постучали, и вошел, к моему изумлению, Андрей – спокойный, свежевыбритый, веселый, с туго набитым портфелем, который он осторожно поставил на стол, как будто в этом стареньком портфеле находилось то, что, безусловно, могло помочь нашей «обороне».

– Вот видишь, даже и не спрашиваешь, – с досадой сказал он. – Я же тебе сказал: запрись и никого не пускай.

– Андрей, полно дурачиться. Лучше посоветовал бы, что делать?

Он задумчиво поцеловал меня.

– А есть надежда, что нарком отменит приказ?

– Конечно, есть.

– Значит, главное – выиграть время?

Я не успела ответить. В дверь постучали, и на пороге появился Кочергин – бравый, воинственный, с торчащими усами, но несколько смущенный, – очевидно, не был вполне убежден, что наука должна помогать промышленности, тем более что вследствие этой идеи он лишался целой трети подвластной ему территории.

– Разрешите приступить, Татьяна Петровна?

Я закричала:

– Нет, не разрешаю!

– Виноват… Но Валентин Сергеич… Я понимаю, конечно, что вы волнуетесь. Но Валентин Сергеич лично позвонил мне…

– Лично он никак не мог позвонить, – сказал Андрей.

– То есть как это не мог-с?

– Очень просто. Это не в его стиле.

Уж не знаю, действительно ли солгал Кочергин или слово «стиль» произвело на него такое сильное впечатление, что он онемел, выставив усы и хлопая глазами.

– Виноват… С кем имею честь? – спросил он, хотя превосходно знал, с кем имеет честь, потому что Андрей часто заезжал за мной после работы. – Насколько мне известно – супруг-с?

– Да, супруг.

– Стало быть, не имеете прямого отношения?

– Ну, это как сказать! Вот вы, например, женаты?

– Да-с.

– А дети? Есть дети?

– Позвольте, при чем тут дети?

– То есть как это при чем дети? Если у вас есть дети, следовательно, вы имеете к своей жене отнюдь не косвенное, а самое прямое отношение. Почему же вы отказываете в этом мне? На каком основании, черт побери, – сквозь зубы спросил он, подступая к завхозу, – вы требуете, чтобы мы с женой находились не в прямых, а в косвенных отношениях?

Бог весть что почудилось Кочергину в этих обвинениях, – очевидно, нечто политическое, потому что он сильно побледнел и прежде бодро торчавшие усы как-то повисли.

– Да я, собственно, ничего, – пробормотал он. – Я – что же! Но Валентин Сергеич звонил, в этом я вас клятвенно заверяю…

Мы неодобрительно помолчали, и Кочергин откашлялся и вышел.

Пока Андрей, хватаясь за живот от смеха, валялся на диване, я снова позвонила в Наркомздрав.

– Заместитель наркома на докладе, – беспечно ответила секретарша, и снова тоже беспечно: – На докладе.

– Андрей, перестань, тебе станет дурно.

– Ох, да. Уже тошнит. Ну и болван!

– Но что же делать?

– Что делать? Где ключ?

Я достала ключ.

– Так. – Он запер дверь. – И так. – Он взялся за край письменного стола и одним махом подвинул его к двери. – Ну-ка, помоги!

– Андрей!

– Давай, давай! Потом будешь разговаривать. Сама говоришь, главное – выиграть время.

У него были сумасшедшие, широко открытые глаза, и я немного испугалась, когда, выстроив у двери баррикаду, в которую вслед за столом вошла вертящаяся этажерка и маленький, но очень тяжелый несгораемый шкаф, он крупными шагами прошелся по разгромленному кабинету.

– Ты думаешь, я сошел с ума? Нет, просто надоели эти скоты, которые мешают жить и работать! Надоели карьеристы, доносчики, лицемеры! И знаешь, кто виноват в том, что они командуют нами? Мы! Мы слишком вежливы, мы обходим скользкие места, мы боимся говорить правду. Мы терпим и учим других терпеть, а они тем временем действуют – и решительно, умело!

– Знаешь что, не кричи. Они – за стеной. Почему ты все время хватаешься за портфель? Ты принес бомбу?

– Нет, пиво. И бутерброды. Взял в буфете, не успел пообедать. Хочешь?

В дверь постучали, и, оставив пиво, он ринулся вперед с таким видом, что Крамов, если бы это был он, оказался бы в рискованном положении. Но это был институтский служитель Половинкин. Час тому назад он приходил, чтобы позвать меня на конференцию, о которой я совершенно забыла.

– Татьяна Петровна, разрешите?

– А в чем дело, Илья Терентьич?

– Вас просит директор.

– Вы сказали, что я больна?

– Докладывал. Настоятельно просит.

– Пошли его к дьяволу, – с полным ртом прохрипел Андрей.

– Молчи… Я не могу, Илья Терентьич. Занята и больна.

– Хорошо, передам. Между прочим, Валентин Сергеич просил передать, что все собрались и ждут только вас.

– Что?

– Только вас. И что не он один, а все вас просят.

– Андрей, нужно идти.

– Ни в коем случае. Это новая подлость.

– Нет, нужно. Разбирай свою баррикаду. Живо!

Крамов строго следил, чтобы сотрудники посещали конференции. Поэтому я не нашла ничего удивительного в том, что библиотека была полна. Но когда я вошла, общее движение пробежало по рядам в маленьком читальном зале. Все обернулись ко мне, и едва я успела спросить у кого-то: «Что случилось?» – как раздались аплодисменты, усилившиеся, когда к ним присоединился Крамов.

– Товарищи, сегодня я должен был бы передать свой портфель директора Татьяне Петровне, – очень спокойно сказал он. – Она добилась отмены приказа, согласно которому мы лишались значительной части нашего здания. Более того, эта отмена позволяет нам сохранить в составе института одну из лучших наших лабораторий. Остается только пожелать, чтобы редкая энергия, которую Татьяна Петровна проявила в этом деле, была полностью перенесена на работы, развивающиеся под ее руководством. Я, со своей стороны, обещал наркому, который только что поздравил меня с разрешением конфликта, что буду по мере сил способствовать решению важных задач, которые поставил перед собой Институт биохимии микробов.