Георгий Шилин - Прокаженные, Камо – произведения Шилина Георгия

Жарким июльским днем 1904 года из батумской тюрьмы бежал арестант.

Растерянный надзиратель, неловко ввалившись в кабинет начальника тюрьмы, доложил о побеге.

– То есть, как это «бежал»? Почему? – И, не дождавшись ответа, начальник тюрьмы закричал: – Черт знает... черт знает что! Не охрана, а гимназистки какие-то! Разогнать всех! В карцер, в карцер! В гроб вогнали, изверги! О, р-рак-калии! Махаметы!..

Пятнадцать лет батумская тюрьма считалась самой надежной во всем Закавказье. Ее репутация была безупречна. Побег из образцовой батумской тюрьмы мог казаться нелепостью, такою же, как появление белого медведя на махинджаурском берегу. Надо же было случиться такому происшествию как раз в тот день, когда из Тифлиса ехал прокурор!

Начальника тюрьмы не так волновал сам побег, как пятно, которое может лечь на его многолетнюю безупречную службу. «Здравия желаю, ваше высокоблагородие! Все благополучно. Только час назад сбежал арестант – специально в честь приезда вашего высокоблагородия»... Это называется репутацией лучшей тюрьмы.

Он еще не знал имени бежавшего. Для него в эту минуту совершенно безразлично было – кто бежал.

– Меры приняты? – глухо спросил он. – Погоню послали? Двор обыскали?

И, не дождавшись ответа, сверкнул глазами:

– Кто бежал?.. Что-о? Что ты сказал? А? – багровея и не сдерживая себя, закричал он, услышав имя бежавшего.

– Камо, – подтвердил надзиратель.

– Камо... Боже мой, что они со мною делают! Всех выгнать! Всех в тюрьму! Нет, они замучили меня. Они зарезали меня... Нет, голубчики, я заставлю вас отвечать... Вы мне ответите, голубчики...

Начальник тюрьмы выхватил из портфеля бумажку и сунул ее надзирателю.

– Вот, вот, полюбуйтесь, басурмане, полюбуйтесь...

Это была телеграмма из Тифлиса, уведомлявшая, что сегодня прибудет товарищ прокурора тифлисского военно-окружного суда для допроса заключенного в батумской тюрьме политического преступника Семена Аршаковича Тер-Петросяна, по кличке Камо.

– Нечего сказать, оказали услугу высшему начальству. «Пожалуйте, ваше высокоблагородие, господин прокурор... Вам надо было бы, знаете, поторопиться... Запоздали малость. Наши арестанты вроде туристов. А мы всего лишь швейцары в гостинице для знатных путешественников...» Да-с... "Вы, господин Камо, хотите проехать в Тифлис? Пожалуйста, сделайте одолжение.

Может быть, прикажете еще проводить вас на вокзал? Вещи снести? Может быть, за извозчиком сбегать?.." О... о... Гостиница! Постоялый двор! Нет, это не надзиратели, не стража! Гимназистки! Он схватился руками за голову и принялся расхаживать по комнате. В эту минуту он совсем забыл, что поезд с ожидаемым начальством уже подходил к веселому батумскому вокзалу.

Мысль о побеге казалась начальнику тюрьмы невероятной. Он вышел на тюремный двор. Обычная прогулка заключенных, во время которой произошел побег, была прервана. Двор обезлюдел и затих. Прямо над головой висело яркое южное солнце, обдававшее землю зноем.

– Я вас спрашиваю, – горестно допытывался начальник тюрьмы у надзирателя, в первый раз называя его на «вы» и тем самым подчеркивая силу своего гнева, – я вас спрашиваю, как он мог бежать среди бела дня, на глазах у охраны? Ведь стены имеют пять аршин высоты. Через эти стены можно только на крыльях перелететь. Но Камо – не птица же!

Надзиратели, караульный начальник и даже солдаты бродили по двору унылые, удрученные. Они похожи были на гончих, из-под самого носа которых улизнул заяц.

Начальник рассеянно осмотрелся кругом. Его внимание неожиданно привлекло одно место на стене. Он близко подошел, нагнулся, потрогал какой-то выступ рукой, снова отошел и вдруг закричал:

– Теперь понимаете, как он удрал? Тут вот – выступ – видите? Когда часовой отвернулся, он дал разбег, впрыгнул на выступ и – готово. Видите, от сильного удара ноги даже кирпич упал. Какая ловкость, а? Какая наглость, черт побери! В это время на тюремный двор въехал фаэтон.

В фаэтоне сидел военный с большим черным портфелем на коленях.

Ключ Морзе выстукивал одно и то же имя необычайно часто и с нетерпеливой настойчивостью.

Из Батума в Тифлис, Чакву, Кобулеты, Нотанеби, в Гори, по всем станциям, по всем полицейским управлениям и портам Черного моря неслись телеграммы:

«Бежал важный политический арестант тчк Возраст 22 года тчк Уроженец Гори тчк Семен Тер-Петросян кличка Камо тчк Волосы черные глаза карие коренастый тчк Немедленно арестовать конвоем препроводить батумскую тюрьму тчк»

Все люди, имевшие отношение к охране существующего порядка, были поставлены на ноги. В ту ночь нервно и часто вытаскивались из карманов паспортные книжки и к лицам людей близко подносился фонарь. Внезапно умолкала музыка. Неожиданно прерывались разговоры, исчезали улыбки, и глаза толпы тревожно устремлялись в ту сторону, откуда раздавалось многозначительное:

– Господа, предъявите ваши документы. Дам просят не беспокоиться.

Разговоры, звуки музыки, звон посуды и улыбки возобновлялись только тогда, когда группа людей, одетых в мундиры, внушающие страх и почтение, озабоченно исчезала за дверью.

Телеграф работал в ту ночь напрасно, и напрасно причинено было столько беспокойства людям, толпившимся по станциям, ресторанам, кафе и театрам Закавказья. Среди них было много людей с черными волосами и карими глазами, но того, кого искали, – не оказалось.

В ту ночь, когда так усиленно работал телеграф и так настойчиво и безуспешно действовали жандармы, из Батума в Москву шел скорый поезд. Он оставил позади себя буйную зелень и темный туннель Зеленого мыса, на одну минуту остановился в Чакве и пошел дальше. Остановившись опять на одну минуту в Кобулетах и приняв двух пассажиров, он коротким, торопливым свистком послал последний привет Черному морю и помчался на восток.

С этим поездом возвращался в Тифлис товарищ прокурора, который так и не смог допросить политического преступника Петросяна, по кличке – Камо.

Товарищ прокурора хотел спать. Кроме того, его беспокоило происшествие в Батуме. «Да, конечно, они не виноваты, – думал товарищ прокурора, вспоминая беспомощное лицо начальника тюрьмы. – Неужели его не найдут? Этот Камо может доставить немало хлопот. Такой молодой – почти еще мальчишка – и этакие жесты... Экспроприация в Квирилах, подкоп под горийское казначейство, организация трех подпольных типографий в Тифлисе – всюду он, всюду – Камо».

Товарищ прокурора представлял носителя этого имени каким-то косматым великаном, убеленным сединами, нагруженным бомбами и пироксилином. И вдруг – двадцать два года...