Евгений Дубровин - Племянник гипнотизера

– Ри-та-ри-та-мар-га-ри-та! Ри-та-ри-та-ри-та-та! Я, Риточка, мотыля забыл. Ты чем занимаешься? Гладишь? Гм… что это за брюки…

– Понимаешь… – смущенно затараторила Рита. – У нас гости. К тебе студент пришел. Я стала угощать его чаем и облила.

– Ну-с, что там за студент?

Музей хотел метнуться в сторону, но не успел. В дверях появилась широкополая соломенная шляпа Свирько. Отличник машинально вытянул руки по швам. Дмитрий Дмитриевич растерялся. Видно, он ожидал чего угодно, но не такой картины: перед ним с маслеными губами, в его халате и тапках стоял отличник Петр Музей.

– Вы извините, Дмитрий Дмитриевич… – промямлил Петр, заливаясь краской. – Я приехал… поговорить, а вас нет… Я вам книгу привез. «Теорию трактора». Стал пить чай, и вот…

– Ничего… ничего, – сказал Свирько.

– Вот и готово. Петр, одевайся. Как же ты, папулька, забыл про этого… мотыля, а? Сколько раз тебе говорила: проверь все. Ты даже удочки забывал.

– Ничего… ничего… – повторил декан. – Бывает…

Свирько присел за стол и, не снимая шляпы, принялся отхлебывать из чашки Музея. Очевидно, он никак не мог прийти в себя.

– Я, Дмитрий Дмитриевич, другой раз зайду… – сказал Петр. – Сейчас вам некогда.

– Ага… заходи… заходи… ничего…

Отличник вышел в коридор и там переоделся.

– До свиданья, – вежливо попрощался он. – Книга, Дмитрий Дмитриевич, на столе.

– До свиданья, минуточку, я провожу…

Свирько вышел в коридор. Рита убирала со стола.

– Вы уж извините, – сказал Петр Музей.

– Ничего, ничего, о чем речь…

– До свиданья, Маргарита Николаевна!

– До свиданья, Петя. Заходи!

– Вы завтра в институте будете, Дмитрий Дмитриевич? Я к вам зайду…

– Заходи, заходи…

Музей открыл дверь и сделал шаг на лестничную клетку. Сильный удар обрушился ему на спину. Музей испуганно оглянулся. Сзади стоял Дмитрий Дмитриевич с огромным болотным сапогом.

– Что?.. – спросил Петр, ничего не понимая.

– Заходи, – сказал декан ласково и огрел Музея второй раз.

– Но…

Свирько замахнулся опять. Тут Петр наконец сориентировался и бросился вниз. Декан побежал следом. На втором этаже Свирько догнал отличника и еще раз ударил его сапогом по голове.

– Кот проклятый!

Отличник вылетел из подъезда. На улице мерцали звезды. Старушки со своими колясками еще сидели в синем свете фонаря. Они с любопытством уставились на взъерошенного человека, выбежавшего из дома. Музей остановился, тяжело дыша. В его груди стал медленно разгораться гнев.

– Ах, гад… Значит, так… Значит, вот ты какой…

Отличник выдернул из ограждения клумбы кусок кирпича, высчитал окно декана и запустил туда изо всей силы. Кирпич ударился в стену третьего этажа и рассыпался на мелкие осколки. Старушки всполошились.

– Ты что же это делаешь? – загалдели они. – Хулиган! Залил глазищи! Савелич! Савелич!

Из-за угла выдвинулся дворник с метлой.

– Савелич! Это что ж он делает, а? Вытаращил свои пьяные зенки, схватил кирпич да как ахнет в дом. А тут малышата!

– Выпил – так иди себе, иди, – заговорил дворник, напирая на Музея метлой. – Иди себе, а не буянь. А то дружина набежит, заберут, бумагу составят, пятнадцать суток начислят. Иди себе, гражданин, иди!

Музей побрел со двора.

– Какой гад, а? – шептал он. – Драться сапогом… Котом обозвал… А еще декан… Вот пойду к ректору и пожалуюсь… Или лучше я его подстерегу на рыбалке… Надо узнать, куда он ездит… Надеть маску да палкой по шляпе… палкой…

Отличник стал строить планы мести, и ему немного полегчало. Однако вскоре его мысли перешли на проваленный экзамен. Музей снова впал в отчаяние. Еще вчера все было так хорошо… А сегодня «неуд» по механизации сельскохозяйственных ферм, декан избил его сапогом… И главное, все это совершенно неожиданно, нелепо и необъяснимо. Может, он рехнулся?

Петр Музей брел по тротуару, бормоча и потирая ушибленный сапогом затылок. Через несколько дней Петру предстояло сдавать второй экзамен, а идти готовиться у него не было сил.

Вечер был синий, теплый. С бульвара доносился запах маттиол. Осторожно, позванивая и сыпля белыми искрами, ехали новенькие красные, как игрушечные, трамваи. Стайка девчонок возле афишной тумбы ела мороженое и исподтишка подсмеивалась над прохожими.

– Вот идет заученный совсем. Наверно, студент, – хихикнула одна, показывая на Музея.

– Ученый – заученный, крученый – закрученный. Хи-хи-хи! – сочинила вторая.

– Спина в муке!

– Хи-хи-хи!

– А нос красивый!

– Студент, у тебя нос красивый!

– Ха-ха-ха! Хи-хи-хи!

Трое в серых пиджаках, старательно загораживаясь широкими спинами, мучили низкий облупившийся автомат «Газводы». Автомат слабо охал, бормотал и оплывал широкой черной лужей. Музей машинально остановился и стал смотреть, как один из троих ловко, с ювелирной точностью наливал в граненый стакан водку. Трое в серых пиджаках посмотрели на Музея, довели дело до конца, закусили огурцом и молча разошлись в разные стороны.

«Напьюсь!» – подумал Музей.

В магазине напротив он купил бутылку водки, сто граммов пряников и вернулся к автомату. Загородившись спиной, как это делали те, Петр налил почти полный стакан водки, сунул бутылку опять в карман и поднес стакан ко рту.

Рядом остановилась молодая женщина с девочкой.

– Мама, я хочу чистой!

– Зачем тебе чистая? Чистая плохая. Пей сладенькую.

– А дядя пьет!

Музей, закрыв глаза, хватил из стакана. Цепкая сильная клешня сжала ему горло, кипящая жидкость обожгла рот и внутренности. Петр стоял, выпучив глаза, и делал судорожные глотательные движения. Водка лилась назад изо рта и носа.

– Вот видишь, Мариночка, я же говорила, что чистая – бяка, – сказала молодая мама.

– Это потому, что дяде не лезет. Ты, дядя, когда не лезет – не пей. Когда мне кисель не лезет, я никогда не пью.

– Извините, – пробормотал Музей. – Я вымою стакан…

– Ничего, я сама вымою.

Музей отошел и оглянулся. Девочка пила воду, а мать смотрела ему вслед.

По дороге домой Петр купил три бутылки пива и напился пивом. Пьяный Петр Музей оказался неоригинальным. Как и все пьяные в общежитии, он приставал к коту, который грелся в кубовой возле титана, плакал и не мог устоять перед соблазном – стянул кипящий чайник тети Дуси.

До начала переэкзаменовки оставалось три часа. Петр Музей лихорадочно листал учебник. Все было вроде бы хорошо знакомо, но иногда в памяти наступали провалы. Такое случалось с ним и раньше от волнения.

Сзади Петру передали записку:

«Приходи в коридор перед кафедрой ботаники. Третий фикус. Очень важно».

Подписи не было. Почерк женский.

Отличник захватил с собой учебник и пошел на кафедру ботаники. Кафедра располагалась на четвертом, самом последнем этаже. Эта часть была самой красивой в институте. Под стеклянной крышей в больших дубовых кадках росли диковинные цветы, было чисто и тихо.