Евгений Дубровин - Дивные пещеры

Девушку удалось спасти, но Громов вынужден был опять уйти по собственному желанию и опять уехать в другой город уже на меньшую должность. Следом за ним, естественно, покатился увеличивающийся комок слухов. Теперь о Евгении Семеновиче поговаривали чуть ли не как о маньяке – убийце невинных женщин.

Общественность города встретила нового инженера враждебно, и Громову опять пришлось уехать. К несчастью, после его отъезда в центральном универмаге произошла крупная растрата, в результате которой двадцать работников универмага во главе с директором сели за решетку.

Хотя к хищению в универмаге Евгений Семенович имел не большее отношение, нежели к взрыву сверхновой звезды, тем не менее молва каким-то образом сумела связать его отъезд с этим событием. Теперь уже о Громове говорили как о ловком расхитителе, авантюристе, умеющем выходить сухим из воды.

Пришлось опять менять местожительства, естественно, с понижением в должности.

Так бывший заместитель начальника главка дошел до главного инженера заводишка стиральных машин в городе Петровске.

Евгений Семенович понимал, что это его последний шанс. Пока не докатился сюда чудовищный комок слухов (правда, какие-то смутные слушки уже ходили), надо было сделать что-то необычное, перестроить производство, рвануть вверх вечно отстающий заводик. Но как сделать это быстро? Завод в запущенном состоянии, стиральные машины работают из рук вон плохо, никто их не покупает, технология отсталая. Громов был в отчаянии,

В этот критический момент пришло письмо от Софьи Анатольевны,

«Что ты мечешься по стране, как волк, – писала бывшая любовница. – Далась тебе эта карьера… Живи ты наконец, не мучай себя… Создай семью, найди спокойную работу… Я готова прийти к тебе на помощь…»

«Может, и правда бросить все к черту? – думал Евгений Семенович. – Видно, я просто неудачник… Далась мне эта руководящая работа… Жениться на Софье Анатольевне, родит она мне сына… Пить, никого не опасаясь, на улице пиво…»

Но сомнения недолго терзали главного инженера. Вскоре он нашел способ опять зашагать вверх по служебной лестнице.

Это был рискованный способ, но Евгению Семеновичу терять было нечего…

– Можно? – раздался у порога кабинета голос.

Громов поднял голову с ладоней.. Перед ним стояла Леночка, прижимая локтем к своей античной талии мышиного цвета папку с пришпиленной на обложке шариковой ручкой.

– Да… Пожалуйста.

– Я принесла вам зарплату.

– Это очень хорошо. Зарплата никогда не помешает.

Евгений Семенович говорил нарочито бодрым голосом и избегал смотреть на Леночку. Он не знал, как себя вести после того, что произошло вчера.

– Вы… ты… спал хоть немного? – спросила Леночка.

Громов вздрогнул – так непривычно было это «ты».

– Почти нет.

– Он не нашелся?

– Не знаю… Наверно, нет… Мне бы позвонили.

Громов расписался в ведомости. Леночка протянула ему деньги. Главный инженер накрыл ее руку своей.

– Какая у вас… у тебя… красивая рука.,.

– Рука бухгалтера.

– Рука мадонны. – Евгений Семенович поднял ладонь Леночки, прижал к губам. – Пахнет гвоздикой.

– Это югославское мыло.

– Не важно… Ты и без мыла пахнешь гвоздикой.

Громов притянул к себе кассиршу за талию.

– Пустите, пусти… Могут войти…

Но Евгений Семенович, не слушая, прижал ее живот к своему лицу.

– Какая ты прохладная…

– Не надо, могут войти… – Леночка погладила его по голове. – Седой уже… Дедушка… Можно, я буду звать тебя дедушкой? Что вы делаете?

Громов приподнялся, взял голову Леночки ладонями, нашел губы своими губами.

– Пус… ах… помад… Что ты наделал? У тебя щека в помаде! Дай сотру… Платочек есть?

– Не очень чистый.

– Бедненький. Постирать некому.

Леночка быстро протерла уголком платка лицо главного инженера.

– И как ты не боишься? – спросила она. – Ведь могут войти…

– Двери двойные. Услышим, как начнет кто-нибудь лезть.

– Я на минутку. Мне долго нельзя. А то подумают черт знает что…

– У меня сейчас мертвый час. Я его называю «глаз тайфуна». Никто не войдет.

– Слушай, что я тебе скажу…

– Ну, скажи.

– Мне сейчас звонил Старик…

– Какой старик?

– Ну этот… помнишь, вчера…

– Что-то не помню…

– Ну тот, что в Пещерах…

– Что ты плетешь?

– Да… Он сказал, отдаст мне клад, если я буду молчать, что видела его.

– Тебя кто-то разыграл.

– Кто? Ты говорил кому-нибудь?

– Нет.

– Я тоже. Шкаф не скажет. Может…

– Его еще не нашли. Да и зачем ему идиотские шутки?

– Тогда я не знаю…

Леночка пристально посмотрела на главного инженера.

– Слушай, Женя… а может, это… он сам?

– Кто?

– Старик… И глухо было, как из-под земли.

– Ты думаешь, у него есть телефон? – рассмеялся Громов.

Смех неподвижно повис в воздухе. Леночка вздрогнула.

– Мне страшно, Женя.

– Выбрось все из головы. Это чья-то неумная шутка… Какой-то идиот… Кому-то стало известно вчерашнее…

– Может быть. Но если меня кто спросит, не говорить про Старика?

– Надо подумать… Неизвестно, что у звонившего на уме…. Да и действительно ли ты видела этого Старика? Просто галлюцинация…

– Нет, я видела… Стою я, а он из-за поворота…

– Хватит. Ты рассказывала уже… Вытри слезы. И ни про звонок, ни про Старика пока никому ни слова. Посмотрим, чем это кончится.

Леночка покачала головой.

– Мое сердце чует, что кончится плохо.

Евгений Семенович вышел из-за стола, крепко обнял Леночку, так что кости хрустнули.

– Кончится хорошо. Я же рядом.

Кассирша улыбнулась ему сквозь слезы.

– Да… Ты рядом…

– Дай промокну, – Громов поцеловал сначала один глаз, потом другой. – Вот теперь сухо. Сегодня придешь? – понизил он голос.

– Приду, – прошептала Леночка и выскользнула из комнаты.

Громов задумчиво смотрел на закрывшуюся дверь,

– Пиастры, пиастры, – пробормотал он.

Делая вид, что он высчитывает на бумажке, Костя рисовал спину сидящей впереди кассирши. У Леночки была подвижная, нервная спина, как у бурундука или какого-нибудь другого быстрого зверька. Косте пришла мысль изобразить Леночку в виде белки. Сидит на задних лапках спиной к зрителю белка и, прижав передние лапки к груди, напряженно смотрит вдаль; на туловище белки Костя пристроил аккуратно причесанную женскую головку. Получилось очень забавно…

Раздался звонок. Леночка грациозно потянулась к трубке, не меняя положения, стала что-то говорить. Костя пририсовал к правому уху женской головки трубку. Теперь стало смешно. Смешно и грустно.