Владимир Солоухин - Славянская тетрадь

В Софийском этнографическом музее я осмотрел несколько залов, где выставлена старинная живопись. Стены в этих залах задрапированы черным бархатом. На этом глубочайшем фоне сверкающая красками живопись смотрится особенно эффектно. Две иконы поражают своей красотой: Георгий – на синем коне и Дмитрий Солунский – на красном. В Тырнове, в церкви Сорока мучеников… Но про это стоит рассказать чуточку подробнее.

Сам город Тырново, несомненно, один из красивейших городов Болгарии. Берег реки поднимается вполне отвесными высокими скалами. Так вот, дома на скалах кажутся их продолжением, кажется, что дома выросли из скал или высечены из скал догадливым скульптором. Река к тому же изгибается вместе с береговыми скалами, делая вид на город еще более фантастичным и привлекательным.

Церковь, о которой я хотел сказать два слова, напротив, ничем не выделяется с внешней стороны. Она не действует, как и большинство церквей в современной Болгарии. Ключи нам вынесла женщина лет пятидесяти пяти, с добрым, мягким и грустным лицом. Ее зовут Величка.

Величка сначала молча водила нас по церкви, но по мере того, как мы восхищались то одним, то другим, оттаяла и разговорилась. Она стала рассказывать, что любит читать исторические романы из эпохи болгарского Возрождения.

– Я читаю,– говорила Величка, – и плачу. И гордо мне от того, что я болгарка, болгарка!

Женщина даже ударила себя в грудь и действительно прослезилась.

Я не собираюсь, разумеется, описывать в подробности всей церкви, но два предмета стоят хотя бы краткого внимания. Посреди церкви стоит каменный столб, привезенный откуда-то с Придунайской равнины. На нем начертаны письмена: «Великий хан Омортаг, оставаясь в старом своем доме, построил величественный дом на Дунае и, измерив расстояние между двумя великолепными домами, воздвиг на середине холм, и от самой середины холма до старого моего дома всего 20 тысяч оргий и столько же до Дуная. Самый холм величествен. И, измерив землю, положил эту надпись. Человек умирает и тот даже, кто живет хорошо. А другой рождается. И позже рожденные, увидя эту надпись, пусть вспомнят о том, кто воздвиг холм. Имя вождя – Омортаг, великий хан. Да удостоит его бог дожить до ста лет».

Как ни листал я историю, ничего не нашел о том, удалось ли хану дожить до ста лет, да и о нем самом – кратенькое упоминание. Хорошо, что вовремя догадался он поставить каменный столб с этой более наивной, нежели торжественной надписью.

Теперь о том, ради чего я затеял отступление о Тырнове. Как человек, интересующийся древнерусской живописью, я немного (очень немного), но все же разбираюсь в иконографии. Например, я знаю, что при виде очень старой иконы нужно смотреть сначала главным образом на доску, на обратную сторону доски, а потом уж на живопись. Дело в том, что в течение веков (пяти, семи или даже десяти) на подлинную живопись накладывались слои позднейшей живописи, а именно до семи слоев. И, значит, чтобы увидеть подлинник, тот истинный древний шедевр, нужно сначала хитроумными способами снять несколько слоев краски. Точь-в-точь, как у Пушкина: «Художник, варвар, кистью сонной картину гения чернит». Впрочем, и промежуточные слои (допустим, XV века) могут быть гениальными.

Но если нельзя сразу увидеть подлинную живопись и оценить ее, то доска, обратная сторона доски, расскажет все. Печать времени лежит на ней. Я не стану теперь распространяться, как по доске распределяется время. Это целая наука, тем более, что я подробно пишу об этом в другой своей работе. Скажу только, что в любой церкви я обязательно рассматриваю и оборотную сторону иконостасов. Обычно не видишь ничего особенного – доски XIX, в лучшем случае XVIII века. Тем более в Болгарии. Ведь убеждали же меня в одном месте, что вон та икона-де очень древняя, она-де написана в 1838 году! Наши зазнавшиеся собиратели и слушать не стали бы про такую икону.

Так вот, зашел, значит, я по другую сторону иконостаса и вдруг обмер: мороз по коже и вроде бы даже волосы зашевелились на голове. Смотрю – огромная доска XI иди XII века, а может быть, даже и X. Просто трудно поверить глазам. Вот и сбавляешь невольно два столетия. Побежал смотреть лицевую сторону. Богородица. Но живопись гораздо моложе доски. А что скрывается под ней, под этой поздней живописью, – неизвестно. Может быть, неведомый никому шедевр вроде нашей Владимирской божьей матери того же примерно времени, а может, все осыпалось в свое время, и новые художники писали по обсыпавшемуся – ничего неизвестно. Икона, нет сомнения, привезена из Византии, из Царьграда.

Встретившись впоследствии с одним из членов болгарского правительства, я в течение часа советовал взять икону в Софию, в музей, исследовать, раскрыть, отреставрировать, подарить людям, может быть, новую Сикстинскую мадонну. Владимирскую-то божью матерь я ценю повыше, чем гениальное творение Рафаэля. Собеседник мой обещал заинтересоваться.

Я отвлекся ради того, что в Болгарии встречаются замечательные редкостные иконы. Но это не опровергает главного наблюдения: лучше всего и больше всего здесь развилась резьба по дереву. Искусство украшения храмов ушло в эту сторону, ну, правда, достигло, как говорится, недосягаемых высот. Резной иконостас в городе Самоково, например, одно из чудес света. Не восьмое, наверно, потому что слишком много я встречал именно восьмых чудес, но то, что чудо, нет никаких сомнений. Оно, правда, в Самокове был центр художественной резьбы по дереву. Сейчас самоковское «чудо» усиленно консервируют от шашеля.

Итак, заговорив об архитектуре, я начал с того, что болгарская культовая архитектура снаружи не представляет ровно никакого интереса. Но, конечно, не вся. Прежде всего, два замечательных сооружения в Софии: собор Александра Невского и так называемая Русская церковь. Далее, недалеко от Софии сохранилась жемчужина древней архитектуры – Боянская церковь. Она для болгар то же, что для нас Покров на Нерли, но есть и преимущество – уцелели фрески. Мало того, под фресками XIII столетия обнаружены фрески XI века. Значит, получается, что открыть одни сокровища можно, только уничтожив, соскоблив другие сокровища. Пока что (когда мы там были) художники копировали боянские фрески – везти их на выставку в Москву. Боянские фрески изданы альбомом, альбом этот продается на улице Горького в книжном магазине, и, значит, нет нужды писать о них более подробно. Да и можно ли написать!

Другим сокровищем старины является Бачковский монастырь у въезда в родопские горы со стороны Асеновограда.

В Асеновограде у моего друга Станислава оказался приятель – директор крупного винодельческого завода. Естественно, вместо предполагаемых пятнадцати минут мы пробыли в кабинете директора около двух часов. За приятной беседой, разумеется. Специалитет Асеновоградского завода – натуральная, густая, душистая, черно-красного цвета малага. Мудрено ли, что мы опоздали в монастырь к вечернему песнопению. Это песнопение нам очень хотелось услышать. Оно дошло непосредственно от Византии, не изменившись за долгие века. Значит, когда киевский князь Владимир Великий ездил выбирать для Руси религию, он слышал в Константинополе именно такое церковное пение.