Аркадий Бухов - Жуки на булавках

Во время его отсутствия мне пришлось отказать одному нужному человеку в приеме: впускать в комнату, пол которой был густо завален штукатуркой, а посредине стояла неопределенного вида лестница, – не хотелось…

Обедал Анисьин муж долго; сознаюсь, что в первые часы его отсутствия я даже подумал, что он обиделся на то, что до него никто не проводил электричества, и ушел совсем.

К вечеру он пришел снова, благодушно и немного иронически настроенный к своей работе.

– Опоздал маленько, – пояснил он свое отсутствие, – мебель перетаскивали… Выезжают одни, комодище вытаскивал… Полтинник, скареды, дали…

Он влез на свое сооружение и методически стал отбивать штукатурку с потолка.

– Папиросочки нету? – вежливо спросил он, – курить хотца…

Я оторвался от работы и протянул папироску.

– Покорно благодарим… – Он затянулся и презрительно вытащил из потолка какой-то гвоздь… – Да, говорю, скареды… У этих ведь, разных квартирантов, один пример… Звать зовут, лошадью работать – работай, а отдать – это нет…

Я почувствовал, что краснею.

– Мы отдадим, вы не беспокойтесь, – виновато сказал я, – я вперед могу даже…

– Да уж вы-то что… за вас и беспокойства нет… Я и девушку вашу знаю. Она и ручалась. Эти, говорит, отдадут… На пищу, говорит, скуповаты, а уж рабочему человеку… Покорно-с… – дотянул он папироску, – хороший табачок…

С точки зрения приведения комнаты в негодность с потолком было сделано все возможное; он был облуплен до балок: по-видимому, Анисьин муж предполагал проводить электричество по системе глубоколежащих кабелей. Он с любовью посмотрел на облупленное место, слез и подошел к стене.

– Здесь и пройдут, господин, – обратился он ко мне, – провода-то… – И, видя, что я тупо воспринимаю его объяснения, добавил: – Провода, говорю… Без них электричества кет. Лампу в стену не ввинтишь…

Он подошел к стене, неуверенным движением засунул палец под обои и потянул к себе. Под оторванным куском оказалось какое-то серое, мутное пятно, мало гармонировавшее с цветом мебели.

– Ишь ты – самодовольно ухмыльнулся Анисьин муж. – Обои… Их ткнешь, а они рвутся… И чего это господа не купят… Ерунду, господин, покупали… Бумагу-то…

Через несколько минут Анисьин муж влез с сапогами на постель и стал прибивать к косяку большой, дугообразной формы, гвоздь.

– Это я для себя, – обернулся он, – прибивать буду проволоку-то, так придержаться… Три рубля одно, а голова другое… Упадешь, разобьешься…

– Хорошо, – уныло сказал я, искоса поглядывая на трещину в косяке, – прибивайте там…

Прибив гвоздь, он вымерил расстояние рукой до потолка и сказал, что пойдет ужинать.

– Завтра уж приду… Только лестницу не убирайте, а то спять ставить… Лестница-то никого за руки не хватает…

– Ничего… Ничего, – нерешительно бросил я, – подмести только попрошу…

– Не стоит, – миролюбиво предложил он, – завтра приду, опять насорю… Тоже ведь, электричество…

Назавтра Анисьин муж не пришел. Приходила сама Анисья и просила рубль задатка.

– Он сам-то смирный, – таинственно пояснила она кухарке, – выспится и придет… Ничего, говорит, не сгорят без меня…

Зато на другой день он пришел еще раньше, хмурый и, по-видимому, с твердым намерением окончить работу.

– Спать-то не помешаю? – хмуро спросил он меня, кидая молоток на пол, – прощения просим…

– Почему вы вчера не пришли? – недовольно ответил я.

– Вчера, чего вчера… Вчера не сегодня… – неопределенно ответил он, – сегодня и доделаю… Мудреная штука…

– Так вы уж кончайте скорей, – кисло проворчал я, – надоело.

– Самому надоело, – кивнул он, – тоже навязали… Можно сказать, с ножом к горлу…

– Монтер вы, поэтому и позвали…

– И звали бы монтеров, – огрызнулся Анисьин муж, – звали бы, коли они уж так нравятся… Им и делать-то больше нечего…

– Как зачем? – приподнялся я с постели, – да вы проводить-то умеете?

– Велика штука… Проволоку навертел, гвоздей натыкал… Что звонок, что лампа…

– Да вы сами-то, – дрожащим голосом спросил я, – монтер?

– Я-то?..

– Ну да, вы…

– Мы слесарь… Мебелишку тоже, если где перенести… рабочему человеку пить, есть хочется… Зовут – идешь…

– А проводить-то… электричество-то, – вскочил я с постели, – вы умеете?.. Вы когда-нибудь проводили? А, проводили?..

– Ну, нет… – спокойно ответил он, – чего же тут… Подумаешь, труд большой… Гвоздь вбил, кнопку прибил… Оно, чай, не керосин, само горит…

– Идите вон, – сдержанно сказал я, – подите к черту… Вы слышите?..

Анисьин муж молча собрал инструменты, дружелюбно посмотрел и улыбнулся.

– Бабы все… Анисья да девушка ваша… Иди, говорит, да иди… Не маленький, сумеешь!.. Тут Анисья с монтером одним путалась, так я присмотрелся… Может, комодишко гам какой пообкрасить? Ну, пойду… Прощения просим…

Через два часа у меня в комнате веселились четыре монтера. Ходили по столу, сваливали с этажерки книги, рассказывали друг другу профессиональные новости.

– Иди, милый, – ласково позвала меня жена в соседнюю комнату, – вот видишь, родной… Какой ты у меня глупый… Сам работаешь, а копейки своей не бережешь… Позвал монтеров дорогих… А Анисьина мужа выгнал… Дал бы ему трешницу…

– Милая моя, – тихо сказал я. – Анисьин муж – слесарь… Понимаешь – слесарь…

– Не может быть, – возмущенно отозвалась она, – как же это… Какой негодяй…

Она негодующе прошлась по комнате и, побарабанив пальцами по подоконнику, обернулась ко мне.

– Нет, ты знаешь, какой подлец, – обиженно сказала она, – зову я его на прошлой неделе кровать починить… Он отвертел ножку, матрац расковырял, а потом извинения попросил… Простите, говорит, барыня… Какой я слесарь… Вот если, говорит, электричество провести, так через Анисью скажите – приду… Ну, а ты знаешь, – я не такая, как все жены… Я твоей лишней копейки не истрачу…

1915

В первый вечер нашего знакомства Шванин спросил меня, почему я сегодня в черном галстуке.

– А так просто. Забыл купить.

– А вы любите темно-зеленые с золотистым оттенком?

– Темно-зеленые? – праздно спросил я, не желая придавать его вопросу острое значение. – Очень. В них есть что-то.

– Ну, так у вас завтра будет такой галстук. Ни больше, ни меньше как темно-зеленый… И именно я, если разрешите, преподнесу вам его.

Он торжествующе посмотрел на меня и, не дожидаясь благодарности, отошел в сторону. На другой день посыльный принес мне шванинский подарок; а когда следующий раз я надел его и пошел в гости к знакомым, где был и Шванин, я понял, что сделал непростительную ошибку. Увидев меня, Шванин отвел в сторону хозяина дома, позвал меня и, похлопав пальцами по галстуку, спросил;