Марианна Гончарова - Чёрная кошка в оранжевых листьях

Мы сначала дежурили по очереди, а потом стало скучно смотреть на закрытые вагоны все время. Что мы, электричек не видели…

Ну мы и отвлеклись, правда, не случайно — вдруг увидели в луже огромную жабу. Такую жабу! Жабу ослепительной красоты — сама бурая, грудка алая, сидит, пыжится, вроде как пугает нас. Причем первым ее, конечно, заметил Зяблик. И закричал, что сейчас ее поцелует, и все у него в жизни пойдет по-новому. И вот мы все отвлеклись на эту красотку, заахали, стали фотографировать… Но когда подняли головы, оказалось, что наш поезд исчез… Он куда-то делся, бесшумно и таинственно. Как будто растворился.

Цикады пели, рельсы блестели, курлыкала, булькала и чавкала наша пригожая жаба, дальше за рельсами были горы… Похолодало, птицы затихли, задул свежий ветер, и мы засобирались на автобусную станцию, в цивилизацию.

— Ну вот! Проворонили… — огорчился Зяблик, пал духом совсем, но потом оживился, увидев наши кислые физиономии. — Ну ничего, я в следующее воскресенье опять поеду. И уже тогда глаз от него не отведу! Ни на каких жаб отвлекаться не буду… Кто со мной?

Надо сказать, что в следующее воскресенье никто из нас уже не поехал. У кого-то были занятия в танцевальном кружке, у кого-то тренировка по гимнастике. Не знаю, поехал ли Зяблик один, без нас, без его пионеров…

Да, а я не сказала? Зяблик, то есть Зябликов Владимир Иванович, работал у нас в школе старшим пионервожатым. А потом его уволили за марксистско-ленинское воспитание. Верней, за его полное отсутствие… Мы очень о нем жалели. И только сейчас, спустя сто тысяч лет, мы поняли, что на самом-то деле все тогда было бы серым и обычным, что мир был бы пресным и суровым, если бы не Зяблик. И что только вокруг Зяблика с его веселостью, с его фантазией и чистой ликующей душой он, этот мир, завихривался, расцветал и ухитрялся радовать не только его, но нас, наивных и доверчивых подопечных…

Недалеко от нас, в двадцати минутах езды, на границе с Румынией, в горах, где Аркадий собирает белые грибы, появился огромный медведь. Пограничники опасаются, что он может не набрать свои килограммы и бродить зимой шатуном. А это очень опасно. Мы с Линой весь вечер боялись.

Вчера видели с Чаком восхитительную картинку. Городок у нас маленький. Вот прямо по центральной дороге едет телега, лошадка такая резвая, красивая, рыжая, в гривку заплетены «чички», такие бубенчики красные из толстых шерстяных ниток, в телеге двое — тетенька в платочке, дяденька в зеленой шляпе. Едут неторопливо, разговаривают, останавливают лошадку и из одеяла достают… компьютер — процессор, монитор плоский жидкокристаллический и коробку с другими деталями, заносят в компьютерный центр, видимо, ремонтировать… Потом через некоторое время выходят, садятся в телегу и уезжают, опять же не спеша, спокойно переговариваясь… Прелесть. И солнышко, синее небо, желтые деревья…

А весна так далеко. У Брэдбери, по-моему, есть рассказ о людях, которые ездили по планете за весной. Где весна, туда и они. Вот бы мне так.

Есть такой мультик о дядюшке Ау, лесном человечке-коряге. Так вот, он вымылся, причесал космы, усы и бороду, надел постиранную драную шляпу, а никто его на новогодний праздник не позвал. Он сидит один в избушке и причитает: «Эх, такая вымытость пропадает!»

Вот так и я вечером. После репетиции пошла в салон, страшно сказать, как он называется — «Голгофа», потому что у них очень крутая лестница высокая. Но там хорошие ребята работают. Они из меня за несколько часов такую юную красотку сделали — а зачем? «Такая вымытость пропадает…»

Учительница знакомая вошла в троллейбус, с ней поздоровались ее бывшие ученики, взрослые уже ребята, студенты.

— Здравствуйте, Александра Николаевна!

Она ответила:

— Здравствуйте, садитесь.

Мое выступление прошло успешно, я немного переделала текст, включила внутреннее электричество и сорвала смех и аплодисменты. Правда, разве у меня бывает просто так? Перед самым выходом, когда я уже стояла в кулисах, мимо меня проходили музыканты из ансамбля старинной музыки. И гитарист своей гитарой порвал мне колготки на щиколотке. Пришлось мне пятиться, уходя со сцены. Выглядело это комично. И по-дурацки. Было весело. Гитарист преподнес мне громадную шоколадку с извинениями. Ну и правда, ведь не колготки же ему покупать…

Даня рассказывает мне: «Мы гуляли с Андрюшкой у озера и видели жабу ОСЛЕПИТЕЛЬНОЙ красоты».

Еще Данька сказал о ком-то: неначатое высшее образование.

Сегодня ко мне привозили пятилетнюю девочку. Я занималась с ней 45 минут. За это время она выучила английский алфавит и начала читать…

Мама ее говорит, что она ее, девочку, боится. Что девочка сама начала читать в три года.

Девочка мрачная, смотрит исподлобья…

Пошла в школу в первый класс, на втором уроке встала, собрала вещи и пошла к выходу. Ее спрашивают: «Ты куда?»

Она: «Домой. Мне скучно».

Вчера встретила лошадь. И мы с ней стояли. Она такая немолодая, уставшая, я тоже не в лучшей форме…

Мама пришла сегодня с рынка, рассказывает.

Дядька дотошно спрашивает у молочницы:

— Молоко свежее?

— Свежее, свежее.

— Правда?

— А как же… Вы ко мне всегда будете приходить, если возьмете разок. У меня очень хорошее молоко.

— Вечернее или утреннее?

— Утреннее, еще теплое…

— А жирное?

— Жирное-жирное, пробуйте.

— Та не. Я сам молока не пью… (И с гордостью.) Это мне для котика… Его зовут Дядя. Он молочко любит лакать. Я люблю смотреть.

Вчера и сегодня я просто гадкая. Даже огрызаюсь. Даже с собакой поссорилась. Он залез в укромное место и оттуда ворчит:

— Сво-о-о-олллочь… Я к ней всей душою, а она меня пну-у-ла! Пылесо-о-сом!

Начинается мое время — идут особенные дни. Когда кажется, что все впереди, что все можешь, что все прекрасное, созданное чьим-то воображением, обязательно существует где-то неподалеку, что все еще будет, и будет обязательно. Даже когда стоишь у зеркала, нравится то, что там видишь.

Такие дни наступают, такие дни… Попадаются хорошие книги, интересные фильмы, приходят хорошие письма. Дни такие, потому что такие дни.

Вчера у нас работал мастер, сегодня в 16.00 он тоже придет, такой хороший непьющий мастер, перестилает пол в прихожей, работает споро, припевая что-то на итальянском языке. Оказывается, он несколько лет работал в Италии и там научился работать, песни про феличиту петь и не пить. Начал он с того, что выключил все, что торчало из розеток, в том числе нижний телефон и компьютер, бормоча: «Зизимления, зизимления…»