Эмма Ангстрём - Человек в стене

Ей захотелось пописать, и она соскользнула с постели, сунув ноги в тапочки. Потом надела халат и плотно закуталась в него. Мама права, тут холоднее, чем в их старом доме.

Она открыла дверь и вышла в коридор. Там было очень темно, и она подождала, чтобы глаза привыкли. Тишину темной кухни нарушали лишь звуки капающей из крана воды.

На цыпочках Альва прошла по толстому ковру в туалет. Закончив свои дела, она помедлила мгновение, прежде чем открыть дверь. Что-то было неправильно, она нутром чувствовала, но не боялась.

Капли из крана падали быстрее, чем раньше. «Кап-кап-кап» — это вода ударяется о раковину. Альва затянула пояс халата и направилась в кухню. Тучи расступились, и теперь луна озаряла стены и потолок пульсирующим голубовато-белым светом.

Альва посмотрела на двор. Все окна были темными, освещались лишь песочница и гравиевая дорожка. Она открыла окно. Не пели птицы, но издалека слышался замирающий в ночи звук проезжающих машин. Альва закрыло окно, подошла к раковине и завернула кран. Из него перестало капать.

Тучи снова закрыли луну, и стало темно. Понять, где в гостиной стоит мебель, теперь было сложно. В старом доме она точно знала, где что, но здесь пока еще только осваивала планировку и особенности новой квартиры. Стены старого дома иногда потрескивали и пощелкивали, когда там топили камин, но тут, в квартире, из стен иногда доносились скребущие, царапающие звуки. А в трубах свистело и пищало.

Сейчас царапающие звуки становились все отчетливее и отчетливее. Может, в стенах жили крысы. Альва подошла к стенному шкафу, обращенному фасадом к коридору, и открыла его. Там оказались залежи старых CD-дисков, которые Ванья пока не разобрала. Соседние полки были пусты, и Альва приложила ладонь к задней стенке шкафа. Скрежет прекратился.

Она закрыла дверцу шкафа и направилась к противоположной стене комнаты. Теперь она уже почти привыкла к темноте и поэтому прошла между креслами и кофейным столиком, ни на что не наткнувшись. Мебель выглядела для нее плотными спресованными тенями, маячившими в черноте комнаты.

Скрежет за стеной возобновился. Это не крыса. Судя по звуку, то, что там скребется, гораздо крупнее крысы.

— Бабушка? — прошептала в темноту Альва. Царапанье снова прекратилось.

У нее возникло отчетливое ощущение, что за ней наблюдают.

— Бабушка? — опять проговорила она, на этот раз чуть погромче. — Ну же, бабушка, все нормально, я не боюсь!

Альва постояла несколько минут и подождала, но все было тихо. Сколько она ни прислушивалась, больше не раздалось ни звука. Она вернулась в свою комнату, легла в постель и закрыла глаза.

Пришкольная игровая площадка была меньше, чем в Лудвике, и вокруг нее стояли городские дома. Высокая изгородь отделяла баскетбольные площадки от улицы, где автомобили неслись куда быстрее, чем следовало. Через дорогу был небольшой участок, засаженный деревьями, но школьникам не разрешалось туда ходить. На школьной площадке не было деревьев, чтобы собирать под ними шишки, слушать птиц или прятаться. Там вообще не было ни единого местечка, чтобы спрятаться.

Альва стояла, так тесно прижавшись к стене, что чувствовала сквозь рубашку ее неровную поверхность. Большие часы над входом показывали, что до начала следующего урока остается ровно пять минут. Возможно, столько она вытерпит, но весь остаток дня? Сейчас только первая перемена, потом будет обед, а потом вторая перемена, послеобеденная. Завтра вторник, учиться еще четыре дня. Закончится эта неделя, за ней придет другая, а за той — еще одна.

Чуть подальше на игровой площадке прыгали через скакалку вместе с девочкой-шатенкой Эбба и Санна. Они помахали ей, а она — им, и на этом все. Альва знала, что сестрам не нравится, когда она всюду ходит за ними. К тому же им, наверное, нужно было много чего обсудить, ведь они впервые оказались в разных классах. В Лудвике они сидели в огромном кабинете, общем для четвертого, пятого и шестого классов. А теперь Санна учится в пятом, Эбба — в шестом, а Альва — всего лишь в третьем классе.

Зазвенел звонок, и Альва проскользнула обратно в школьное здание. Она первой зашла в кабинет и уселась на выделенное ей место возле окна. Это было хорошее место — никто не мог сесть сзади и кидать в нее ластики и записки.

— Ну, начнем, — сказала учительница, открывая детскую книжку с акварельными иллюстрациями. — Толстым зеленым маркером она написала на доске «Красная Шапочка» и повернулась к ученикам: — Когда вы закончите читать «Красную Шапочку», пожалуйста, придумайте сами какую-нибудь сказку и запишите ее. Пишите о чем вам только захочется. После обеда вы нарисуете к своей сказке картинки, а потом мы соберем все ваши истории в одну большую книгу.

Учительница пошла по классу, раздавая бумагу. Альва точно знала, о чем ей писать: о призраках. Она как следует сосредоточилась и сочинила сказку про девочку, которая хочет встретиться со своей умершей бабушкой. В конце истории ей явился призрак бабушки.

— Кто хочет прочитать свою сказку всему классу? — спросила учительница.

В воздух поднялось три руки. Альвины руки на коленях сжались в кулаки.

— Альва, может быть, ты? — спросила учительница. Девочка не отводила глаз от своей парты.

Во время обеда Альва последней вошла в столовую. Она села на свободное место рядом с мальчишками из своего класса, но не разговаривала с ними. Мальчишки болтали о какой-то игровой консоли, о которой она никогда не слышала.

Когда она встала, чтобы унести грязный поднос, один из мальчишек повернулся к ней. Она вспомнила, что его зовут Арвид; ей было известно это из утренней переклички по классному журналу.

— В твоей старой школе тоже была такая противная еда? — спросил он. — Могу поспорить, что завтра дадут рыбу. Так всегда бывает. Мы обычно ходим в киоск за едой навынос. Хочешь тоже пойти?

— Возможно, — ответила Альва, хоть и знала, что этому никогда не бывать.

За завтраком Дагни нарезала сосиски и бросила кусочек на ковер. Дейзи потребовалось лишь несколько секунд, чтобы жадно проглотить его и усесться у ног хозяйки в ожидании добавки. Теплое дыхание собаки согревало Дагни голени.

Картошка была готова и сосиски тоже. Дагни поставила на стол тарелку и баночку горчицы. Потом насыпала в собачью миску сухого корма и выдавила туда немного печеночного паштета. Они принялись за еду, и Дагни нагнулась, чтобы погладить золотистую собачью шерсть. Сегодня она была не такой блестящей, как обычно.

— Думаю, тебе можно дать еще яичный желток, — сказала Дагни.

Дейзи следовало выкупать и подстричь ей когти, но это подождет. Может, завтра, если Дагни не будет чувствовать себя настолько одеревеневшей.