Этгар Керет - Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах

Ахад Ха-Ам продолжил давнюю интеллектуальную традицию реабилитации еврейской морали, которая развивалась на фоне антисемитизма начиная со средних веков. Во второй половине XIX в. в Европе идея приоритета нравственных ценностей «избранного народа» была тенденциозно интерпретирована немецкой романтической мыслью и русской теософией. К концу века она получила расистскую окраску на фоне развития психологии, ставившей духовное и нравственное состояние человека в зависимость от его генетических характеристик. Ахад Ха-Ам демонстрирует романтический подход и видит в еврействе духовную сущность, а не расу и не форму политического бытия. Чтобы в этом смысле воскресить еврейство, он требует «подготовить сердца» посредством воспитания, культуры и литературы. По его мнению, Эрец-Исраэль нужна еврейскому народу лишь в качестве духовного центра, а не как средство решения материальных и социальных проблем всех евреев мира. С 1884 года Ахад Ха-Ам жил в Одессе, где участвовал в движении «Хибат-Цион» («Любовь к Сиону»), создал предсионистское движение «Бней-Моше» («Сыновья Моисея», 1889) и основал важный литературный ежемесячник «Ха-шилоах» (1896). Тем самым он оказал серьезную поддержку ивритской литературе, укрепил интеллектуальные и нравственные силы современного ему еврейства — и отнюдь не беллетристикой, которую, по его мнению, еврейский читатель может найти и на других языках. Даже в любовной поэзии он желал видеть еврейский характер лирического героя.

Тем не менее в России возникла и собственно лирическая поэзия на иврите, каковы стихи Мордехая Цви Мане из Вильны. Он был не только поэтом, но и художником, и автором статей о поэзии и искусстве, отмеченных духом романтизма. Мы приводим в нашей антологии стихотворение Мане «Стремление души». Оно не является лучшим в его творчестве, однако, будучи одним из первых ивритских стихотворений, написанных силлабо-тоническим размером, и, видимо, не в последнюю очередь по этой причине, пользовалось большой популярностью у современников и было положено на музыку. Но, как уже говорилось, критика, и во главе ее Ахад Ха-Ам и Моше Лилиенблюм, не поддерживала писателей в создании таких произведений о природе и любви, которые не были бы погружены в социальные проблемы еврейского народа и не давали бы изображения особого характера и поведения евреев.

Эти ожидания реализовали в восьмидесятые и девяностые годы именно авторы, не писавшие на иврите: Семен Фруг, Менделе Мойхер-Сфорим и Шолом-Алейхем. В это время были созданы значительные литературные произведения на идише, удостоившиеся широкого круга читателей, и ивритские писатели оказались перед дилеммой: писать ли им на иврите или на идише? Не все, впрочем, были озабочены этим, веря, что национальное возрождение потребует именно иврита, как в Эрец-Исраэль, так и в странах диаспоры. Порой выбор падал на иврит не из веры в сионизм, а из эстетического предпочтения языка богатой литературной традиции. Другая часть писателей решила, что, при всей престижности иврита, лучше писать на идише, языке, который имел широкий круг читателей. Так поступил Шолом-Алейхем, перешедший с иврита на идиш, а Менделе Мойхер-Сфорим, Давид Фришман, Ицхок Лейбуш Перец, Давид Гирш Номберг, Яков Штейнберг и другие писали на обоих языках и переводили на иврит рассказы и романы, написанные ими первоначально на идише.

Одним из авторов, писавших как на иврите, так и на идише, был Давид Фришман. Он родился в Польше и, будучи широко образованным человеком, владел многими европейскими языками. Фришман много переводил (в частности, перевел на иврит стихотворения Пушкина), занимался литературной критикой и проложил путь к модернистской литературе на иврите, главным образом, как редактор, переводчик и критик. Его стихотворение «Моисей» является интересным примером того, как новая ивритская литература соединила еврейскую традицию с традицией русской литературы. Хотя источником образа пророка является Библия, но русская поэзия, начиная с Пушкина (и вслед за европейской романтической поэзией) отождествила с ним поэта. Здесь следует добавить, что в европейском мышлении конца XIX в. всякий духовный вождь (например, Ницше) считался пророком. Таким, заряженным европейской культурой, вернулось понятие «пророк» в новую ивритскую литературу.

Фришман был горячим поклонником западноевропейской неоромантической литературы конца XIX в. и остро критиковал чересчур осторожную, с его точки зрения, еврейскую ментальность, чьи горизонты узки и которая лишена романтического полета, чувства прекрасного. Эта позиция выражена, в частности, в его рассказе «Медный змей» из цикла «В пустыне», начавшего выходить в десятые годы нынешнего века.

В этот период, когда укрепилось национальное самосознание евреев России и, начиная с девяностых годов XIX в., сионизм превратился в политическое движение, на литературную авансцену поднимаются Бялик, Бердичевский, Черниховский и Фейерберг, основываются важные журналы, и среди них вышеупомянутый «Ха-шилоах» под редакцией Ахад Ха-Ама. То было время, когда действовали две противоположные тенденции: старая, романтическая, с ее стремлением создавать национальную литературу ярко выраженного еврейского характера, и другая, чьей главной чертой было желание не отстать от новых веяний европейской литературы (в основном западной), впитавшей скептицизм, пессимизм, нравственную «болезненность», космополитизм и склонность к эстетству. В творчестве Мордехая Зеева Фейерберга, уроженца местечка возле Новоград-Волынска (ныне — Житомирская область), написавшего на протяжении своей короткой жизни не более полудюжины рассказов, ясно ощущается дистанция между романтическим пониманием национального и новым модернистским стилем. Потребность преодолеть это противоречие быстро привела литературу на иврите к символизму, восходящему к основам еврейской мистики (каббала, хасидизм). Пример тому его рассказ «Тени» (1898). Особую известность получила его психологическая новелла «Куда?» (1899), переведенная вскоре после написания и на русский язык. Автор изображает, посредством внутреннего драматического монолога, как теряет рассудок сын раввина, и его стиль свидетельствует о влиянии Достоевского. Большинство рассказов Фейерберга, и среди них «Теленок» (1897), изображают тяжелое душевное напряжение чувствительного мальчика, при этом отсутствует стремление придать детству какой-либо романтический ореол. Переписка Фейерберга свидетельствует, что он стремился обуздать в себе склонность к символистскому письму во имя национального и реалистического направления, которого требовал Ахад Ха-Ам.

Одним из признаков проникновения новых веяний в ивритскую литературу были манифесты И. Л. Переца. Они были опубликованы в сборнике «Ха-хец» («Стрела»), вышедшем в 1894 году под его редакцией. Перец сетует на отставание ивритской литературы, которая продолжает держаться реализма, в то время как во всем мире он исчерпал себя. Молодой Перец не присоединяется к национальному движению и отстаивает идеи космополитизма в искусстве. В 1894 году он напечатал в Варшаве сборник стихотворений под названием «Орган» (в подлиннике слово имеет двойной смысл и означает также «флирт»), где выступает образ поэта-скептика, который верит не в романтическую любовь, а лишь в преходящую страсть, пессимистически смотрит на мироустройство и на Создателя. Эта книга подверглась нападкам критиков (Лилиенблюма, Клаузнера, Фришмана), которые видели в ней подражание стихам Гейне. Действительно, для девяностых годов характерен огромный интерес к Гейне — дополнительный признак смещения к декадансу. Так, рассказ Переца «Три дара» с большим искусством соединяет стилистику хасидских повествований с жанром символистского рассказа, который в то время приобрел популярность и в России.