Фрэнсис Бернетт - Как стать леди [litres]

– Они держат меня в постоянном напряжении, – говорила она. – Все, кто способны на хлесткие фразы, заставляют меня прыгать выше головы. А я сама люблю изъясняться афоризмами.

Эмили Фокс-Ситон принадлежала к золотой середине, к тому же являлась прирожденной слушательницей. Ей доставало сообразительности, чтобы при повторении не испортить сути высказывания – в этом отношении на нее всегда можно было положиться, к тому же она непременно отдавала должное автору. Леди Мария знавала тех, кто, услышав хорошую фразу, бесстыдно ее присваивал. А при Эмили она могла без всякого стеснения подвести итоги сегодняшнего вечера и своих наблюдений.

– Я уже трижды приглашала Уолдерхерста, и каждый раз надеялась, что он выйдет от меня с новой маркизой. Довольно уж ему болтаться между небом и землей, это ужасно раздражает. Человек в его положении, если у него хватает характера сделать выбор, ни за что не позволит жене доставлять себе какие-либо неудобства. Он даст ей хороший дом, повесит на нее фамильные бриллианты, наймет кого-то вроде дуэньи, какую-нибудь достойную пожилую женщину, короче, поставит ее в стойло, где она может взбрыкивать сколько угодно, не нарушая при этом приличий. Однако он не станет допускать ее в свои комнаты – это для него святое. Как и его клубы, и его личные интересы. В наши дни мужья и жены могут почти не действовать друг другу на нервы. Супружеская жизнь стала сравнительно сносной.

– Полагаю, его жена будет очень счастлива, – прокомментировала Эмили. – Он показался мне человеком добрым.

– Насчет его доброты ничего сказать не могу. У меня никогда не было нужды занимать у него деньги.

Хозяйка дома умела произносить протяжным тоном настоящей леди довольно странные вещи.

– Он гораздо респектабельнее многих своих ровесников. Фамильные бриллианты просто великолепны, и у него имеются не только три поместья, но и средства на их содержание. Итак, на сегодняшнем приеме мы обнаружили троих претенденток. Вы, Эмили, конечно, уже догадались, кто это?

Эмили Фокс-Ситон смутилась: она почувствовала, что ее просят отбросить деликатность.

– Леди Агата, конечно же, – сказала она. – И миссис Ральф, она очень умна. И мисс Брук тоже очень приятная.

Леди Мария хмыкнула.

– Миссис Ральф свое дело знает. Она загонит Уолдерхерста в угол и примется, закатывая глаза, рассуждать о литературе, пока он ее не возненавидит. Эти пишущие дамочки всегда так самодовольны! А если у них в придачу имеется еще и приятная внешность, тогда они уверены, что могут женить на себе любого. У миссис Ральф глаза красивые, но она их все время закатывает. Уолдерхерста взглядами не проймешь. Эта девица Брук будет поумнее Ральф. Очень умная девушка. Сходу начала.

– Но я… Но я ничего такого не заметила, – в недоумении ответила Эмили.

– Да нет же! Вы все видели, просто не поняли, в чем дело. Этот теннис, эти шуточки с молодым Хериотом на террасе! Она подает себя как эдакую пикантную штучку, совершенно не заинтересованную в моем кузене и во всей этой суете. Настоящая героиня современных романов. Но по-настоящему успешная женщина всегда знает, когда можно финтить, а когда следует остановиться. Уолдерхерст слишком высокого о себе мнения, чтобы заинтересоваться девушкой, флиртующей с другими мужчинами, его на мякине не проведешь.

Эмили Фокс-Ситон невольно вспомнила совет миссис Брук: «Не стоит быть слишком уж равнодушной, Кора». Ей даже не понравилось это мелькнувшее воспоминание, потому что она чувствовала симпатию к матери и дочери Брук и хотела верить в их искренность. Нет, такая привлекательная девушка не может не заинтересовать маркиза Уолдерхерста! И все же, подумалось ей, как проницательна леди Мария!

– Ах, леди Мария, вы все подмечаете! – воскликнула она. – Просто удивительно!

– Я выдержала сорок семь лондонских сезонов. Это много, очень много. Сорок семь сезонов и толпа дебютанток с мамашами на пути к просветлению. Итак, осталась Агата Слейд, бедное дитя! Таких, как она, я знаю как облупленных. При всей ее родовитости и красоте она совершенно безнадежна. Ее семья настолько бедна, что впору обращаться за благотворительной помощью, при этом ее родители произвели на свет шестерых – подумать только, шестерых! – дочерей, что, согласитесь, совершенно неприлично! Все с прекрасной кожей и с очаровательными маленькими носиками, божественными глазами и все такое прочее. Большинство мужчин не могут позволить себе такую жену, а они не могут позволить себе большинство мужчин. Еще немного, и Агате придется отойти в сторонку, дать шанс другим, если, конечно, ей не удастся все-таки выйти замуж. В этом сезоне иллюстрированные газеты ее хорошо прорекламировали, она была нарасхват. Дебютанток нынче рекламируют как мыло, разве только зазывалы с их именами по улицам не расхаживают! Но Агате особо нечего предложить, и я знаю, что и она, и ее матушка в смятении. В следующем сезоне надо будет уже вывозить Аликс, а они не могут позволить себе два комплекта бальных нарядов. Агате придется вернуться в их родовой замок в Ирландии, а отправиться в Касл-Клер – это все равно, что отправиться в Бастилию. Оттуда живой не выберешься. Она постепенно перестанет быть изящной и станет просто тощей, а личико из нежного превратится в бесцветное. Нос заострится, волосы поредеют…

– Ох! – воскликнула Эмили с искренним сочувствием. – Какая жалость! Я надеюсь, правда, надеюсь, что она понравилась лорду Уолдерхерсту!

– О, она всем нравится, но если никто не сделает следующего шага, то ничто ее, бедняжку, от Бастилии не спасет! Ладно, Эмили, пора в постель. Мы с вами заболтались.

О как же приятно просыпаться в тихой, роскошно обставленной спальне, в которую сквозь зеленую листву пробиваются мягкие лучи утреннего солнышка! И как это не похоже на обычные пробуждения мисс Фокс-Ситон, когда первое, что она видела, открыв глаза, были покрытые дешевыми обоями четыре стены, а первыми услышанными ею звуками был грохот колес по мостовой и перестук молотков: в соседнем доме жил человек, колотивший чем-то тяжелым с самого раннего утра.

Проснувшись в свое первое утро в Моллоуи, она с наслаждением, совсем как ребенок, потянулась. Как сладостно просыпаться на мягкой, пахнущей лавандой постели, как свежи шторы из вощеного набивного ситца! Отсюда, с подушки, ей были видны кроны деревьев, в которых щебетали скворцы. Принесенный утренний чай казался напитком богов. У нее было отменное здоровье и такой же по-детски неиспорченный вкус. Ее способность радоваться была естественна и нормальна, что в наши дни кажется совершенно ненормальным.

Она поднялась и быстро оделась, желая как можно скорее выйти на солнышко. На лужайке она оказалась раньше всех, там не было никого, кроме лежавшей под деревом борзой, которая, увидев Эмили, поднялась и с достоинством к ней направилась. Воздух был свеж, роскошный привольный вид купался в солнечных лучах, на высаженных вдоль дорожек цветах блестела роса. Она прошла по свежестриженному газону и остановилась, завороженная раскинувшимися перед ней далями. Ей захотелось расцеловать белых овечек, пасущихся в полях и группками лежавших в тени деревьев.