Уолтер Тевис - Ход королевы

А потом морщинистое лицо смотревшего на нее старика вдруг просияло и расплылось в широкой беззубой улыбке. «Хармон? Елизавета Хармон?» – спросил он, и Бет в изумлении сказала по-русски: «Да» . И прежде чем она успела понять, что происходит, этот русский вскочил, бросился к ней и обнял, радостно повторяя: «Хармон! Хармон!» Вокруг них мгновенно образовалась толпа стариков в серой одежде, и все они улыбались, протягивали к Бет ладони, желая пожать руку, и десяток человек обращались к ней одновременно по-русски.

Партии против Хельстрёма и Шапкина были тяжелыми, беспощадными и утомительными, но ни разу ей не угрожала опасность мата. Работа, которую она проделала за последние полгода, изучая шахматы, принесла плоды – Бет так основательно выстраивала дебюты, что преимущество сохранялось за ней и в миттельшпилях, и она шла вперед, пока соперник наконец не сдавался. Хельстрём плохо принял поражение и ушел, не сказав ей ни слова. Зато Шапкин оказался вежливым и очень достойным человеком – признал победу Бет со всем уважением, хотя она разнесла его вдребезги, решительно и безжалостно.

На турнире каждый игрок должен был сыграть семь партий. Участникам раздали списки пар после ознакомительной речи директора в первый же день, и Бет положила свою копию в тумбочку у кровати, рядом с пузырьком зеленых таблеток. В последний день ей предстояло играть белыми против Боргова. Сегодня ей выпали черные фигуры и Лученко в качестве соперника.

Лученко был здесь самым старшим. Он стал чемпионом мира по шахматам, когда Бет еще не родилась, он мальчишкой обыграл великого Алёхина на показательном турнире, он заключил ничью с Ботвинником и разгромил Бронштейна в Гаване. Сейчас это, конечно, был уже не тот свирепый хищник, что прежде, но Бет знала, что Лученко по-прежнему очень опасный атакующий игрок. Она изучила десятки его партий в советском «Шахматном бюллетене», некоторые подробно разбирала с Бенни в тот месяц в Нью-Йорке, и мощь атак Лученко казалась ошеломительной даже ей, при ее-то любви к стремительным нападениям. Лученко был потрясающим шахматистом и неординарной личностью. С ним нужно было вести себя крайне осторожно.

Они играли за первым столом, который накануне занимал Боргов со своим соперником. Лученко слегка поклонился и стоял около кресла, пока Бет усаживалась. Сегодня на русском шахматисте был светло-серый костюм с шелковым отливом, а когда он шел к столу, Бет обратила внимание на его обувь – черные, начищенные до блеска туфли из мягкой на вид кожи, наверное итальянские. Сама Бет была в темно-зеленом хлопчатобумажном платье с белой каймой на воротничке и рукавах. Ночью она хорошо выспалась и чувствовала себя готовой к игре.

Однако на двенадцатом ходу Лученко пошел в наступление, сначала почти незаметно – пешкой на третье поле ферзевой ладьи. Через полчаса он устроил пешечный штурм на ферзевом фланге, и Бет пришлось отказаться от собственных планов, чтобы с этим разобраться. Она долго изучала позицию, прежде чем вывела на защиту коня. Ей самой этот ход не нравился, но вариантов не было. Она взглянула поверх доски на Лученко. Он слегка качнул головой – слегка, но как-то демонстративно, театрально, – и на его губах появилась едва различимая улыбка. А затем он продолжил продвигать вперед свою коневую пешку, будто и не заметил, где теперь стоит конь соперницы. «Что он делает?» – мелькнуло в голове у Бет. Она еще раз изучила положение на доске – и похолодела. Если ничего не предпринять прямо сейчас, ей придется взять конем его ладейную пешку, и тогда через четыре хода он сможет вывести своего слона, который пока что стоит на дальней горизонтали и выглядит вполне безобидно, на пятое поле коня, на ее разоренный ферзевый фланг, и обменять его на ферзевую ладью. Эта схема маячила на горизонте еще семь ходов назад, и Бет ее тогда не разглядела.

Она поставила локти на стол, подперла кулаками щеки и глубоко задумалась. Нужно было искать выход. Она забыла о Лученко, о переполненном зрительном зале, о тиканье часов, отмерявших ее игровое время, выбросила из головы все лишние мысли и принялась тщательно перебирать варианты продолжения партии, десятки вариантов. Но ни один не годился. Лучшее, что она могла сделать, – это пойти на размен и взять в утешение ладейную пешку соперника. А он тем временем продолжит атаку на ферзевом фланге. Бет такая перспектива не нравилась, однако выбора не оставалось. Надо было это предвидеть . Она сделала вынужденный ход пешкой ферзевой ладьи, а дальше просто наблюдала, как события развиваются сами собой. Через семь ходов Лученко обменял слона на ладью – в животе Бет скручивался тугой узел, пока она смотрела, как он берет ее фигуру и ставит рядом с доской. Через два хода она взяла его ладейную пешку, но от этого не было никакой пользы. Позиция ее лагеря стала слабее, и теперь напряжение сковало все тело.

Остановить пешечное наступление на ферзевом фланге – уже одно это было неподъемной задачей. Чтобы ее решить, Бет пришлось уступить заработанное преимущество в одну пешку, отдав свою, а как только она это сделала, Лученко сдвоил ладьи на вертикали короля. Он не собирался ослаблять натиск. Бет создала угрозу его королю в качестве дымовой завесы и попыталась разменять одну из двух его ладей на свою единственную. Устраивать размен, когда у тебя меньше фигур, чем у соперника, нельзя, потому что это увеличивает его материальное преимущество, но у нее не было выхода. Лученко легко сдал свою фигуру, и Бет с ненавистью смотрела на белоснежные пряди, упавшие на лоб шахматиста, когда он брал ее фигуру взамен, и ненавидела его за это. Ненавидела за театральные волосы, за театральное покачивание головой, за то, что в результате размена усилилась его позиция. Если размен продолжится, она останется ни с чем. Необходимо найти какой-то способ его сдержать.

Миттельшпиль был полон интриг и коварства. У обоих соперников ход каждой фигуры поддерживала еще одна, а то и две. Бет старательно избегала разменов и пыталась выстроить клин, который вернет игру к равенству позиций. Лученко заранее предвосхищал все ее действия и разрушал планы, переставляя фигуры уверенной рукой с безупречно обработанными ногтями. Интервалы между ходами были велики. Бет то и дело видела проблески возможностей, которые обещали открыться для нее на той или иной горизонтали через несколько ходов, но ни одной она не сумела воспользоваться. Лученко вывел ладью на третью горизонталь, поставив ее перед своим рокированным королем, – теперь свобода маневра фигуры ограничивалась тремя полями. Если бы только удалось добраться до нее, прежде чем Лученко уберет своего коня… Бет так отчаянно сосредоточилась на этой позиции, что на секунду ей почудилось, будто ладья сейчас вспыхнет и сгорит дотла под ее взглядом, как под лазерным лучом. В своем воображении она атаковала эту ладью конями, пешками, ферзем, даже королем; она пыталась мысленно внушить сопернику, чтобы тот вывел пешку, которая перекроет два поля отступления для ладьи, но в реальности ничего не могла сделать.