Дафна Дю Морье - Путь к вершинам, или Джулиус [litres]

– Не хлопай ты глазами, – сказал он. – Я серьезно. Надоело, что ходишь такой простухой.

Потом ему было некогда думать о ней, и они увиделись только вечером. Эльза ждала его в гостиной, нервно ерзая на стуле и положив руки на колени. На ней было розовое платье в цветочек, с облегающим лифом и пышными, по последней моде, рукавами. На взбитых темных волосах, впервые за много лет завитых, красовалась шляпа с крупной розой. От волнения на ее щеках проступил румянец, а еще она робко отводила взгляд, будто они с Джулиусом незнакомы.

– Ничего себе, Мимитта, – начал он удивленно, не замечая, что называет ее прежним прозвищем. – Что это ты с собой сделала?

– Ты сердишься? – торопливо спросила она, а потом добавила тоном ребенка, который боится, что его будут ругать: – Ты же сам разрешил.

– Нет, не сержусь, – ответил он. – Ты не понимаешь, такой я и хотел тебя видеть, надо было и раньше так одеваться. – Он подхватил ее на руки и поставил на стул.

– Я тебе нравлюсь, то есть платье нравится? – спросила она, забыв о том, что он хозяин кафе, а она – никто, всего лишь гардеробщица. – Тебе нравится, Джулиус? Может, цвет не тот, и стоит оно ужасно дорого, но ты же сам велел не смотреть на цену. Я капнула духами на лиф, знаю, это расточительство, но тебе же всегда нравился аромат амбры – вот, понюхай. Мы раньше часто были такими, да ведь? Кажется, это было так давно. Побудь со мной немножко, обними меня, как раньше, положи голову мне на грудь, мне так хорошо, и у меня такое приятное и странное чувство. Джулиус, ну, Джулиус, я такая глупенькая, я сейчас, наверное, заплачу.

Он стоял молча, зарывшись лицом в ее платье. Да, это тот самый аромат из Алжира – волнующий, загадочный и сладкий, а Эльза такая теплая, чистенькая и хорошенькая: она снова стала той женщиной, девочкой, малышкой, которую хочется любить. Ну почему она не была такой все эти месяцы и годы? Что-то безвозвратно потеряно. Нет, это не его вина. На голову ему упала слеза – Эльза плакала. Он не понимал, что именно чувствует, знал только, что происходящее каким-то странным образом волнует и трогает его.

– Смешная ты, малышка, – сказал он и повторял эти слова снова и снова, больше для себя, чем для нее. – Смешная малышка.

Они были вместе в ту ночь, и в следующую, и после; Эльза с каждым днем хорошела и становилась все ближе к нему; ее счастье было похоже на последние, пьяняще-теплые деньки бабьего лета. Джулиус сказал, что ей не нужно больше работать, что с работой покончено, главное, чтобы она теперь всегда так выглядела и была с ним рядом. Никакой больше работы, порицаний, обидных слов, жалких чаевых за стойкой гардероба; теперь от нее требовалось лишь носить красивую одежду, заботиться о руках, быть отдохнувшей и улыбающейся, когда он приходил домой, и держаться на людях с достоинством. Она обещала себе выглядеть как можно лучше, чтобы он с гордостью выводил ее в свет и смотрел на нее с довольной улыбкой; она научится вести умные беседы и станет для него настоящей леди.

Они стали выходить куда-нибудь по вечерам. В один из дней он повел ее на спектакль в Лицеум [31] Театр в западной части Лондона, в районе Вест-Энд, неподалеку от Стрэнда. , и там они сидели в первом ряду балкона.

На Эльзе было новое платье. Она дрожала от радостного волнения; на ее щеках горел румянец, яркий, как роза на шляпе.

– Уже все? – спрашивала она после каждого акта. – Или будет продолжение?

После спектакля они ехали домой в экипаже. Эльза прижала ладони Джулиуса к своей груди и воскликнула:

– Ах, разве это не чудесно?

Джулиус рассмеялся – так забавно было наблюдать за ней.

«Почему я все это делаю? – спрашивал он себя. – Мне ведь все это скоро наскучит, да и дела поважнее найдутся». Но вслух он сказал:

– Ты моя милая.

В сентябре они поехали на омнибусе в Хэмптон-корт [32] Дворцово-парковый ансамбль в Лондоне. , где прокатились на лодке по реке. Эльза радостно щебетала, опустив руку в воду, под завистливыми взглядами, которые женщины бросали на ее платье, а Джулиус в шутку велел ей раскрыть зонтик, потому что все мужчины пялятся на нее, а он ревнует.

Весь следующий день ее одолевала какая-то усталость – утром она проснулась с тяжестью во всем теле и обнаружила, что ночная рубашка мокрая от пота. А еще к ней вернулся изматывающий кашель.

«Наверное, на реке простудилась, – думала она. – Джулиусу не скажу, а то рассердится».

Ее бросало то в жар, то в холод, весь день она просидела в комнате, чувствуя себя разбитой и несчастной.

– У тебя больной вид, – сказал ей Джулиус вечером.

На следующий день она наложила румяна на щеки, сказала ему, что чувствует себя лучше, и отправилась за покупками. Вернулась она снова очень уставшая и много кашляла.

Вечером Джулиус был бодр и полон воодушевления – ему удалось сбить цену участка. Три часа он торговался и победил, цену утвердили – все равно довольно высокую, но он мог себе позволить столько заплатить. Оставалось только подписать бумаги, и участок перейдет к нему. Строительные работы предполагалось начать в ноябре.

– Вот это да, – отозвалась Эльза и попыталась улыбнуться и порадоваться вместе с ним, но из-за этой нелепой слабости ей было не по себе.

Она ни к чему не притронулась за ужином, в то время как Джулиус умял огромную порцию. Он был в великолепном расположении духа, вел себя шумно и грубовато и занялся с ней любовью, несмотря на то что она жаловалась на усталость.

Перед рассветом Эльза неожиданно проснулась с чувством безотчетного страха. Над ней будто нависла какая-то пелена, которая грозила вот-вот накрыть ее и задушить. Грудь сдавило, что-то терзало ее изнутри, кашель рвался наружу, но так мучительно, как будто если дать ему волю, то внутри разверзнется рана. Она села на постели; в глазах все поплыло. Эльза ощупью дошла до умывальника, чтобы налить себе воды. Но стоило ей поднять кувшин, как в груди волной поднялся удушливый кашель. Слабея и почти теряя сознание, она схватилась за умывальник и резко пришла в чувство от странного, затхлого привкуса во рту – горло наполнилось теплой пенистой жидкостью, отдававшей ржавчиной. Эльза открыла рот, содрогаясь в приступе тошноты, извергая эту жидкость из себя, а потом зажгла свечу и увидела на дне таза кровь.

«Вот оно, – подумала Эльза, окончательно проснувшись. – То, о чем говорил тогда доктор. Ну почему, почему это случилось сейчас, когда я наконец так счастлива?»

Она вытерла рот и села на стул. Джулиус зашевелился во сне, что-то бормоча, и проснулся от света.

– Ты чего? – спросил он.

– Заболела, – ответила она после минутного колебания.

– Съела что-то не то?

– Нет.

– Ложись-ка спать, – сказал он.

На Эльзу навалилась беспомощность и непреодолимая усталость. Ей хотелось, чтоб Джулиус развеял ее тревогу, сказал, что все будет хорошо.