Иоганн-Фердинанд-Мартин-Оскар Мединг - Адъютант императрицы [litres]

– Тысячу раз могу я доказать это, – ответил Фирулькин. – Орлов посещает эту негодницу, я хорошо знаю это, и она принимает его, между тем как раньше говорила, что любит одного офицера, и делала вид, что очень несчастна, когда ее мать велела ей отдать мне свою руку. О, и это также было все ложь и обман; могущество и блеск ослепили ее и скоро она уедет в Гатчину, в загородный дворец князя, чтобы вернуться оттуда награжденной богатством, когда она надоест ему. А я также хотел дать ей свое честное имя и свое состояние… но конечно я не могу состязаться с князем Орловым, так щедро кидающим ей бриллианты, отнятые им у меня!

При этих все более и более страстных и горьких словах старика на лице Потемкина появилось радостное удовлетворение.

– В Гатчину? – спросил он. – И вы полагаете, что Орлов так смело решится пренебречь гневом императрицы? Вы думаете, что девушка решится поехать за ним в Гатчину?

– Да разве его не считают все всемогущим и неприкосновенным? – воскликнул Фирулькин. – И разве боятся императрицу, когда она повелевает? Если бы Аделина сама при мысли о гневе императрицы стала опасливо колебаться, он не стал бы спрашивать ее; он против ее воли увез бы ее в Гатчину. А раз она будет там, то скоро убедится, что в России нечего бояться тому, кто находится под защитой князя Орлова. Да, если бы побороть его могущество, если бы вы, ваше высокопревосходительство могли повелевать одни, все было бы лучше на Руси, и право и честь верных подданных находились бы под верной защитой, как этого желает сама всемилостивейшая государыня. О, ваше высокопревосходительство, войдите в мое положение! Только вы один можете сломить бессовестное могущество спесивого властолюбца; вся Россия будет благодарна вам и у вас не будет более верного и преданного слуги, чем Петр Севастьянович Фирулькин.

– Что я могу сделать? – спросил Потемкин, пожимая плечами. – Я – генерал-адъютант императрицы, а Орлов – фельдцейхмейстер; ему повинуется армия, в его руках вся власть в России. Но все же мой долг по отношению к моей высокомилостивой повелительнице открыть ей глаза, когда такая черная неблагодарность является ответом на все ее милости, когда так бессовестно попираются права ее подданных… Однако я не могу обвинять без доказательств, а лучшее доказательство заключается уже в совершившемся деле, так как подозрение может только обмануть. Если бы князь Орлов действительно увез эту девушку, если бы он взял ее в Гатчину, тогда…

– О, недолго придется ждать, когда это случится! – воскликнул Фирулькин. – Князь Григорий Григорьевич – не такой человек, чтобы выжидать и медлить!

– Ну, так добудьте мне эти доказательства, – промолвил Потемкин. – Я знаю, – испытующе посмотрел он на Фирулькина, – что вы состоите поставщиком князя Орлова; недавно еще вы продали ему украинских коней, которые превосходят даже коней императрицы.

– Да, – скрежеща от бешенства зубами, воскликнул Фирулькин, – да, и за этих лошадей он обещал мне Аделину, в то время как за ее неверность мне он уж подарил ей мой же бриллиант!

– Не показывайте своего гнева, господин Фирулькин, – сказал Потемкин, – кто хочет мстить, тот должен уметь молчать и носить личину. Состройте приветливое лицо, посещайте дворец князя, как вы это делали раньше. Вы познакомитесь с его конюшими, а золото доставит вам их доверие.

– Да, да, – язвительно усмехнулся Фирулькин, – они знают мое золото и умеют ценить его достоинство; я знаю все, что творится там.

– Так вам легко будет узнать, когда князь увезет эту маленькую актрисочку в Гатчину, все равно, конечно, поедет ли она добровольно с ним, или он употребить для этого хитрость или силу.

– Конечно, ваше высокопревосходительство, конечно я узнаю все, – ответил Фирулькин.

– Так вот, значит, месть в ваших руках. Не упускайте ничего, следите за всем, скройте ваши мысли в самой глубине своей души и аккуратно и своевременно доносите мне обо всем, что там делается и подготавливается. Если вам удастся дать мне в руки доказательства, тогда я могу вам помочь, я тогда вы, может быть, окажете также великую услугу государыне и родине.

– О, ваше высокопревосходительство, – возразил Фирулькин, – будьте уверены, что я буду внимателен, как гончая собака, ничто не укроется от меня и вы будете знать все, что творится. Дай Бог, чтобы вам в собственных сетях удалось поймать надменного и зазнавшегося гордеца.

– Конечно, господин Фирулькин! – прервал его Потемкин. – Значит, вы принесете мне картину; надеюсь, что мы сойдемся в цене, и тогда я отдам приказ, чтобы вас во всякое время пропускали ко мне.

– А я, – воскликнул Фирулькин, – позабочусь о том, чтобы все жители Петербурга узнали, какой великодушный и справедливый человек – его высокопревосходительство Григорий Александрович Потемкин, так что все с восторгом будут встречать его, если во всей России он один будет исполнителем воли нашей милостивой и справедливой государыни императрицы.

Потемкин благосклонно протянул Фирулькину руку; тот прикоснулся к ней своими тонкими, дрожащими от волнения губами и почтительно согнувшись вышел, чтобы немедленно начать приготовления к выполнению заданной ему задачи.

– Да, эта ищейка пойдет по следу врага, в своей высокомерной уверенности шествующего опасным путем, – проговорил про себя Потемкин. – Но достаточно ли этого? Накажет ли императрица неверность, которая еще, может быть, и не неверность? И все-таки во всем этом кроется что-то другое. Если Орлов сам посещает эту маленькую актрису, причем тут Ушаков, друг ее возлюбленного, который также бывает у нее и который, тем не менее – чуть ли не свой человек у Орлова? Здесь есть еще другая нить, и этот Ушаков держит ее в своих руках. Григорий Александрович долго раздумывал над этим, затем велел позвать к себе конюшего Сергея Леонова и долго держал его у себя, таинственно совещаясь о чем-то, между тем как камердинеру был отдан строгий приказ никого не впускать и не принимать.

После рокового утра, принесшего с собою столько потрясающих событий и указавшего на надвигающуюся новую опасность, Аделина в тревоге искала выхода из тенет, в нитях которых она запуталась, как муха в сети паука. Нередко приходило ей в голову обратиться опять к императрице и откровенно объяснить ей в том случае, если бы императрица заглянула на сцену и заговорила сама с актрисою. Просьба об аудиенции, наверное, не дошла бы до государыни; если же она обратится к Екатерине Алексеевне во время представления, то поставить императрицу в положение судьи между нею – незначительною актрисой – и высшим сановником государства, которому императрица обязана своим троном. Не пожертвует ли тогда Екатерина Алексеевна уже ради приличия света бедною девушкой? И какую жалобу может она принести на князя? Он посетил ее; но Екатерина поручила ему оказать защиту девушке и выяснить ее отношения к возлюбленному. Он подарил ей драгоценное кольцо, но что значит оно для такого богатого человека, как Орлов? Не было ни одного факта, который Аделина могла бы положить в основание своей жалобы на Орлова, и мысли, наполнявшие страхом ее душу, зарождались главным образом на основании намеков и словечек князя, а также на основании замечаний ее матери и Фирулькина. Но, как бы ни были основательны ее опасения, она не могла изложить их пред императрицей и даже, если бы она была выслушана государыней, Орлову ничего не стоило бы оправдаться. В таком случае Аделина непременно впала бы в немилость у государыни, а Орлов уничтожил бы своею местью ее, а также и ее возлюбленного, который всецело зависел от всесильного временщика. Таким образом, попытка к спасению оказалась бы еще гибельнее для нее, чем сама опасность.