Николай Дубов - Горе одному

— Тут не один детдом. Какой номер? На какой улице?

Лешка знал единственное, что заведующую зовут Людмила Сергеевна.

— Не знаю никакой Сергеевны. Не морочь голову, проходи! — сурово сказал милиционер.

Тогда Лешка решил разыскать гороно и там узнать адрес. Домик гороно был заперт. Лешка пробовал вспомнить дорогу, которой шел с Людмилой Сергеевной, но ночные улицы совсем не были похожи на те, что он видел. Он свернул за угол. Ему показалось, что он свернул неправильно, и он вернулся обратно. Теперь оказалось, что он находится на совершенно незнакомой улице. Прохожие исчезли. Можно было бы присесть где-нибудь на скамейке у ворот и дождаться утра, но Лешке все больше хотелось есть, и с моря поднялся холодный ветер. На ходу все-таки было теплее, и он побрел наугад.

Людмила Сергеевна недаром опасалась ремонта. Ее захлестнула неразбериха больших и малых дел. Каменщики, штукатуры, маляры требовали непрерывного внимания и наблюдения. Надо было получать деньги в банке, а для этого — бегать в гороно и горисполком. А тут еще заболела Ксения Петровна, единственная воспитательница, оставшаяся в городе, и пришлось приставить к «галчатам» Анастасию Федоровну. Анастасия Федоровна — прекрасная мастерица, но воспитательница не бог весть какая. Хорошо, хоть старшие девочки помогают. А отчетность? И кто только придумывает бесконечные бланки и формы, кому они нужны? Ох, добраться бы до этих бюрократов и поговорить с ними по-свойски…

Весь день прошел в беготне. Домой вырваться не удалось, и Любочка прибежала обеспокоенная. Людмила Сергеевна немедленно отправила ее обратно — ничего с ней не случилось и не случится, а пусть она накормит отца, когда тот придет с работы, и присмотрит за малышкой. Люба уже серьезная девочка, на нее можно положиться. Как вытянулась за этот год!.. Так прозеваешь и молодость дочкину. Дочкину… А своя жизнь? На кого стала похожа?..

Людмила Сергеевна мельком взглянула в зеркало и отвернулась. «Лучше уж не смотреть. Расплылась, опустилась. И платье тоже — прямо капот какой-то. А когда-то ведь была вроде дочки, похожа на тростиночку. И хохотушка… Ах, какая глупая хохотушка!.. Надо за собой все-таки следить, не шестьдесят же мне. Так и мужу опротивеешь. Другие в мои годы вон как козыряют… Ну, это все потом, потом!.. Лишь бы до возвращения ребят закончить ремонт… Хоть и с боем, но все, слава богу, идет хорошо… Пожалуй, можно и домой собираться».

Пришла дежурная, Сима Павлова, и сообщила, что все ребята уже легли.

— Очень хорошо! Иди и ты спать, — сказала Людмила Сергеевна.

Сима переступила с ноги на ногу и не ушла.

— Людмила Сергеевна, а вы новенького отпустили куда? Горбачева.

— Нет, куда же я его отпущу?

— Так его нету, Людмила Сергеевна.

— Как — нет? — похолодела Людмила Сергеевна.

— Совсем нет. И целый день не было. И на прогулке, и к обеду не приходил…

Людмила Сергеевна вспомнила, что «дичок», как она про себя окрестила Алешу Горбачева, и ей целый день не попадался на глаза.

— Хорошо, иди.

Она подождала, пока Сима перебежала двор, потом пошла в спальню мальчиков. Конечно, койка Горбачева была пуста, незачем было и проверять. Она вернулась к себе, распахнула окно. С моря задувал прохладный ветер, но ей было душно. Над дверью в кухню и у входа в спальни горели лампочки. Тоненькие светящиеся нити их не могли побороть темноту. Месяц уложил через весь двор черные тени. Когда ветер спадал и стихали шумливые вершины тополей, было слышно, как возле конюшни, гремя цепью и щелкая зубами, Налет выкусывает блох.

Вот и случилось! Вот и подвела!..

Когда Людмилу Сергеевну в конце 1946 года вызвали в гороно и предложили принять заведование детдомом, она махнула рукой и засмеялась:

— Нашли Макаренку! Да я со своими управиться не могу.

Отшутиться не удалось. После долгого разговора ей сказали, что кандидатуру ее предложил секретарь горкома товарищ Гущин.

— Да разве я смогу? — взмолилась Людмила Сергеевна. — Они же на мне верхом ездить будут!

— Не будут. Товарищ Гущин сказал, что характера у вас хватит. Не подведете!

Людмила Сергеевна вспыхнула, вспомнив стычку из-за сына Гущина, и начала доказывать, что она к такому делу не подготовлена, у нее нет опыта.

Как всегда в таких случаях, ей сказали, что никто не рождается с готовым опытом, его приобретают, а учебных заведений, готовящих директоров, не существует.

В конце концов она сдалась. Сколько раз потом пожалела об этом, сколько пролила слез!

Приняла тридцать пять детей, потом стало сорок семь, потом шестьдесят четыре. Приходили изголодавшиеся, завшивленные, а уж грязные!.. И всего не хватало, одеть было не во что. Даже трусов не было. Хорошо, удалось достать какие-то апельсиновые дамские рейтузы, и мальчишки целый месяц щеголяли в них. На улицу не выпускала, да они и сами стеснялись… Это все миновало: появилась и одежда, и обувь, и продукты.

Материально было трудно, но еще труднее приходилось с детьми. Большинство сразу же осваивались, принимали и выполняли все как должное, но попадались такие экземпляры, что впору было самой убежать… Однако, как ни было трудно, все заканчивалось благополучно.

Стихали самые строптивые, выпрямлялись исковерканные, и эти, пожалуй, были дороже всех — она их спасла. Никому в этом не признаваясь, Людмила Сергеевна с гордостью говорила себе: «Ай да Людмила! Молодец, не подвела!..»

И вот — подвела! Людмила Сергеевна тоскливо подумала, что придется теперь объяснять и в гороно и в облоно, как это она не сумела удержать, не уберегла этого дичка…

Почему он убежал? Куда? Хорошо, если его скоро подберут, а если нет? Она тут же начисто забыла о том, что скажут ей, и думала лишь о том, что произошло или могло произойти с Лешкой Горбачевым. Ей представилось, как Лешка валяется на заплеванном вокзальном полу среди окурков или как бьют его спекулянты на базаре, где он, вконец оголодавший, и украл-то, быть может, всего-навсего жалкую морковку… А если утонул? Или попал под машину?..

Людмила Сергеевна вскочила, выбежала во двор. Вершины тополей шумели под холодным ветром, бледный рожок месяца одиноко висел в черном небе.

Она вернулась к себе. Давно следовало уйти домой, но она не уходила. Ждать и надеяться было бессмысленно, но она все-таки надеялась и ждала. Воображала всякие ужасы, приключившиеся с Горбачевым, и ругательски ругала себя за это. Решала уходить и все-таки не уходила.

Наконец, решившись окончательно, она взялась за створку окна и остановилась: ей показалось, что тень, падающая от ворот, шевельнулась.

— Кто там? — крикнула она, высунувшись из окна.

Тень качнулась, под лунный свет вышел Лешка. Сердце Людмилы Сергеевны дрогнуло и заколотилось.