Пьер Гамарра - Капитан Весна

Но утренние туманы быстро рассеивались, и дни по-прежнему стояли чудесные. Воздух был теплый, но намного чище и прозрачнее, чем в жару. Снежный покров в горах становился все толще и толще. Он отливал перламутром на фоне голубого неба. Ветер постепенно крепчал и доносил запахи грибов и сухой листвы.

Иногда сеял мелкий дождик, и все застилало туманом. Тогда я впервые почувствовал, как грустит природа в горах. Деревня тонула в сероватом холодном море. Уже в пятидесяти шагах ничего не было видно. Холод гнал к огню, не хотелось выходить из дому. Приятно было принести охапку буковых и дубовых дров и устроиться возле очага, прислушиваясь к таинственным звукам, доносившимся извне: к стонам пилы, ударам топора, медленному позвякиванию колокольчиков, возвещавших, что скотина пошла на водопой или же возвращается в хлев.

Наступила пора грибов и каштанов. Огромный урожай в этом году был, как никогда, кстати. Мы приносили уйму грибов, а тетя Мария собиралась их солить и заготовила много горшков.

Я находил новую прелесть в долгих зимних вечерах. На улице дует холодный ветер. Вся наша семья усаживается вокруг очага. В огромной почерневшей печи жарятся каштаны. Когда они внезапно лопаются, с них быстро снимают шкуру, обнажая золотисто-белое сладкое ядро. Пришло время рассказов и песен. Несмотря на тяготы войны, мы всеми силами старались чем-нибудь смягчить ее горечь.

Мария Валетт знала множество лангедокских и пиренейских песен. Она пела на местном наречии, тонким, мелодичным, слегка дрожащим голосом. Это были рождественские напевы, колыбельные, песни пастухов, хлебопашцев или прях. Одни были веселые, другие — полные грусти.

Чтобы разогнать печаль, дядя Сиприен вдруг поднимал обе руки и, лихо подкрутив усы, громко запевал:

Бертран сразу же начинал подпевать, за ним вступал и я. Дядя Сиприен не любил слишком чувствительных песен.

— Хватит! — кричал он. — Нам и так есть о чем горевать… — И, повернувшись ко мне, спрашивал: — А эту ты знаешь?

И он начинал вопить, как баритон из сельского хора:

В тот день было очень тепло. Казалось, снова наступило лето. Под вечер в горах разразилась гроза. В сгустившихся сумерках гигантские оранжевые и лиловые молнии вспыхивали над долиной. Непрерывно грохотал гром. Эхо вторило ему во всех ущельях. Это было страшно и величественно.

Едва мы успели возвратиться из школы, как начался сильнейший ливень. Побежали бесчисленные ручейки. Даже на небольшом расстоянии ничего нельзя было разглядеть. Деревня исчезла в серых потоках, слившихся в сплошной водопад. Но вскоре все стихло, и еще до наступления ночи умытое небо снова разостлало над нами свою нежную бархатистую голубизну.

Вечером, конечно, было прохладно. Бертран не пожалел топлива. Весело потрескивали буковые дрова. Чтобы поддержать огонь, мы подбросили потом еще два-три дубовых полена.

— Зайдет сегодня господин Бенжамен? — спросила моя мать.

— Не знаю, — ответила тетя Мария. — На дворе холодно. Эти ветры очень коварны. В его возрасте…

— Скучно ему у Ригалей, — заметил дядя Сиприен. — Ложатся они с петухами и не меняют своих привычек.

Вдруг кто-то постучал. В кухню вошел господин Бенжамен. Он утопал в своем длинном плаще. Не видно было даже ног.

— Господин Бенжамен! Да вы же насквозь промокли! — воскликнула тетя Мария. — Дайте мне ваш плащ! А сами садитесь! Сейчас я принесу вам накидку моего мужа!

— Вы будете похожи на настоящего пастуха, — смеясь, сказал дядя Сиприен.

— Все хорошо! Все в порядке! — ответил старик. — Какой чудесный огонь! Я нисколько не жалею, что вышел из дома.

И он уселся на обычное место в углу возле печи.

— Какая гроза! Вы видели что-нибудь подобное?

— Лето теперь окончилось, — со вздохом заметила моя мать.

— Что вы! — возразил Сиприен. — Будут еще хорошие деньки.

— А когда снег пойдет, будет еще лучше, — добавил Бертран.

Господин Бенжамен кашлянул. Он заставил себя улыбнуться, но я понимал, что ему не по себе, что он чем-то огорчен.

— Послушайте, друзья… — начал он. — Я пришел сообщить вам о своем отъезде. Гм! Я думал, что пробуду здесь дольше. И деревня мне нравится, и вы все очень добры. Но… Я получил письмо от племянницы. Она живет теперь близ Марселя и ждет меня… Вот я и решил уехать…

— Вы собираетесь обосноваться в Марселе? — спросила тетя Мария. — Что ж, это неплохо. Климат там хороший… Я только сомневаюсь, легко ли там с продовольствием. Мне рассказывали, что…

— Конечно, с питанием там не слишком хорошо. В больших городах с этим всегда сложнее, чем в деревне…

— А жилье у вас там будет? Ваша племянница уже устроилась?

— Как вам сказать… Мы не собираемся задерживаться в Марселе. Мы, вероятно, уедем в другое место… Далеко… очень далеко…

— Понимаю, — озабоченно сказал Сиприен.

Ненадолго наступила тишина. Пламя трепетало, дрова весело потрескивали, в трубе над очагом завывал ветер.

— Угощайтесь жареными каштанами, господин Бенжамен! — сказала тетя Мария. — Они вовремя поспели.

— Спасибо. Я не очень голоден.

Сиприен Валетт нагнулся к старику:

— Господин Бенжамен, а как же с тем делом, о котором вы мне говорили?

Сиприен указал подбородком в сторону гор. Интересно, что он имел в виду? Должно быть, горные вершины, где проходила граница с Испанией… Мне казалось, что я правильно понял.

— Ничего не поделаешь, — прошептал старик, — пришлось от этого отказаться. Не могу же я ехать один! Меня ждут племянница и ее муж. Нам нужно быть вместе.

— Они могли бы приехать сюда и…

— Нет, они мне пишут, что все уже подготовлено. Я должен ехать к ним.

Дядя покачал головой и протянул господину Бенжамену руку. Его большая загорелая ладонь сочувственно опустилась на бледную, морщинистую руку старика.

— Уверен, все будет хорошо, господин Бенжамен, — сказал он. — Когда будете далеко отсюда, не забывайте нас. А если когда-нибудь захотите к нам вернуться, не раздумывайте. Мы всегда будем рады вам помочь…

— Премного благодарен, — сказал старик, и глаза его заблестели от слез. — Надеюсь, что этот ужас не на годы…

— Вы получаете что-нибудь из Парижа? — спросила моя мать.

— Да. Как раз недавно получил письмо. Жизнь там становится все тяжелее и тяжелее. И к тому же… — Он снова понизил голос: — Происходят жуткие вещи…

— Что такое? — прошептала тетя Мария.

— Нацисты охотятся на евреев. Они устраивают облавы и заставляют всех евреев носить желтую звезду. Во многих местах им даже запрещено проживать. У них отнимают имущество, лавки… Это дико! Живи я теперь там, и мне пришлось бы носить желтую звезду… Ходить по улицам с желтой звездой на спине…