Томас О'Крихинь - Островитянин

При помутнении зрения следовало выпустить трубочный дым через ножку трубки в глаз, а если глаза слезятся — промывать их горьким черным чаем каждое утро семь дней подряд. А вот рецепты от детских хворей живота и горла: 1) дыхание человека, который никогда не видел своего отца (отец которого умер прежде, чем он родился), — такой человек должен дышать в рот ребенку каждое утро девять дней подряд (обоим — натощак), или 2) клюв белого гуся — его нужно совать в горло ребенку каждое утро девять дней подряд. Лечили больное горло и шерстью черных овец — клок потной шерсти такой овцы накладывали как компресс, а также рекомендовали больному трижды обойти источник святой Гобнати в Данкине, особым образом читая при этом молитвы; топленое молоко и мед тоже шли в дело, конечно. От головной боли лечили компрессом с яичным белком. От икоты полагалось либо сильно и внезапно напугать хворого, либо заявить ему, что он украл у кого-то что-то («Ты украл сверток соли у Майре Ни Бриань»), либо попить воды из чужих рук, заткнув уши двумя пальцами.

Впрочем, от более серьезных недугов все это оказывалось бессильным. В 1947 году случилась трагедия, послужившая началом эвакуации с острова. 24-летний Шон О’Кярна умер от менингита, от которого его смогли бы вылечить, если бы вовремя довезли до больницы, но из-за опасных погодных условий ему ничем не смогли помочь, и он умер в муках без медицинской и духовной помощи. В «Островитянине» много рассказов о том, как людям приходилось спешно ехать за священником; похороны и крещения тоже проходили в церквях Дангяна или Фюнтра.

Три месяца спустя, 22 апреля 1947 года, островитяне отправили телеграмму премьер-министру Эймону де Валере с просьбой о помощи: «Отрезаны штормом. Пришлите еду. Нечего есть. Бласкет». На следующий день телеграмма стала заголовком газет, и лодка с провиантом пришла на выручку, а 14 июля 1947 года де Валера сам посетил остров. Островитяне попросили министра эвакуировать их с острова в силу тяжелых погодных условий и малочисленности оставшихся жителей. Министр обещал рассмотреть их просьбу, однако вскоре сам был смещен с поста на целых три года. Последующие годы делами Бласкета занимался специальный комитет, который лишь через пять лет наконец вынес положительный вердикт о выселении, и 17 ноября 1953 года 22 оставшихся жителя покинули Бласкет навсегда.

Паром входит в узкую гавань, слышится лишь плеск волн и крики чаек, ждущих от приезжих подачки, а полтора века назад нас обступила бы небольшая толпа. Приезжих расспросили бы, откуда они, посадили у самого большого очага в деревне, обогрели и накормили — желтым пирогом из грубой кукурузной муки, вареной картошкой и яйцами из-под крыши дома, желтой ставридой. Может, досталась бы им и кружка молока, но ни масла, ни чая, ни сахара мы бы не увидели, ибо их и в помине не было тогда на острове. Кто-то налил бы стаканчик виски, и начались бы песни, и сказы, и танцы резвых ног. Дом Томаса Крихиня отстроили заново в 2017 году, в 2018-м воссоздали его внутреннюю обстановку, и вы сами сможете увидеть его, если вам случится бывать в этих краях. От прочих домов на Бласкете сейчас остались лишь остовы: стоит людям уйти, как природа берет свое.

Если подняться на холм по правую руку, взгляду откроется длинный белоснежный пляж. Именно на нем островитяне играли в умбнь (хёрлинг), после которого все дееспособные мужчины хромали неделями. Собирали на нем и черные водоросли на удобрения, забивали тюленей и морских свиней, учились плавать и просто жили каждый день своей жизни — или же трагически погибали, часто в расцвете лет.

Жизнь и смерть шли так близко рука об руку, что у людей не оставалось времени на долгую скорбь: даже потеряв кормильца, родича, ребенка, нужно было продолжать добывать пропитание, резать торф, кормить скот, чтобы ты и твоя семья могли прожить еще один день без нужды. Спокойное принятие невзгод сильно чувствуется и в современных жителях этих мест. Томас отказался от своей первой любви и согласился на брак по договоренности. Пережил смерть жены и одиннадцати из двенадцати детей. Несмотря на горе и вечные невзгоды, Томас продолжал храбро нести свой крест, учась и передавая окружающим свои знания, умения и все интересное и нужное, что могла сохранить память. Он стал голосом родных мест, и его книга помогла землякам не просто поделиться с миром воспоминаниями, а навсегда войти в большую ирландскую литературу и превратить не такой уж привлекательный для избалованного читателя жанр автобиографии в один из самых востребованных в Ирландии. Именно с книги Томаса О’Крихиня «Островитянин» начался для ирландцев интерес к судьбе любого человека, если он жил в важном месте в интересное время и умеет об этом рассказать.

Именно на острове Большой Бласкет, больше похожем на затерянную в океане небольшую гряду холмов, сложилась своеобразная литературная аномалия: появилось сразу несколько писателей, увековечивших свою неповторимую биографию, и все они сумели стать классиками литературы на ирландском языке. Удивительно, как на острове протяженностью всего шесть километров родилось столько талантливых людей, чьи имена мы знаем и по сей день, и речь не только о соседе Томаса О’Крихиня — поэте Шоне О’Дунхлй, на которого беспрестанно сетует Томас, вынужденный записывать его поэмы и песни до глубокой ночи и на ледяном ветру, боясь осмеяния барда. По соседству с Томасом жили и Морис O’Суллевань, написавший радостную и авантюрную автобиографию «20 лет роста», и Пегь Сайерс, продиктовавшая свои воспоминания сыну, что послужило основанием двум книгам — «Пегь» и «Размышления старой женщины».

Морис, по выражению известного ирландского литератора Алана Титли, «рассказывал свою историю, словно парень, который в баре толкает тебя локтем в бок». Это история неунывающего молодого человека, который, переживая самые разные приключения, старается найти свое место в жизни, была близка и понятна каждому. Именно поэтому «20 лет роста» до сих пор остается одной из самых популярных книг на ирландском языке, в том числе и у современной молодежи. Окрыленный ранним успехом автор хотел проследить взросление, расцвет и зрелость своего героя в следующих книгах, но этому помешала смерть. По иронии судьбы, уверенный в себе и выросший на море жизнерадостный молодой писатель-островитянин не оценил опасности моря и утонул по глупой случайности.

Пегь Сайерс стала тем голосом исконной Ирландии, которого так не доставало Гэльскому возрождению начала ХХ века. Вся страна услышала ее по радио в 1947 году. Глубокий, напевный грудной голос Пегь читал молитвы, стихи и воспоминания, пел песни и знакомил слушателей с Бласкетом. Ее биография вошла в обязательную школьную программу в 1970-1980-е, из-за чего эта книга — что, вероятно, закономерно — стала самой ненавидимой ирландскими студентами, во многом виной тому описываемая мрачная и безысходная реальность тех дней. К счастью, теперь книга не входит в программу, а сама Пегь сделалась героиней многих документальных фильмов, проливших свет на ее живой и жизнерадостный характер, на эту талантливую и красивую народную сказительницу, способную разговаривать с любым человеком на его языке. Бо Амквист, профессор фольклористики Университетского колледжа Дублина в числе прочих исследователей рад, что зрители смогут увидеть ее по-новому — «громадную жизнерадостность [Пегь], со всеми ее друзьями, любого возраста, о которых она трепетно заботилась».

Читать дальше