Томас О'Крихинь - Островитянин

Когда сезон закончился, ни одна лодка на Острове не выловила больше — что омаров, что дерева, — чем наша маленькая лодочка. В то время бедняку было нетрудно заработать себе на башмаки и плитку табаку, не то что сейчас, когда я пишу эти записки. А обломков кораблекрушения не видали больше со времен «Куэбры» [122] «Куэбра» — британское торговое судно водоизмещением 4 538 т, построенное в 1912 года для трансатлантических перевозок. В августе 1916-го выполняло рейс из Нью-Йорка в Ливерпуль с огромным грузом мяса, хлопка, часов, муки, листов меди, а также артиллерийских снарядов. Вечером 23 августа 1916 года капитан Айвен Фрэнсис Томас изменил курс, стараясь избежать встречи с замеченной им немецкой подводной лодкой. В ночном тумане пароход наскочил на скалы недалеко от острова Большой Бласкет в заливе Дангян и затонул. Неразорвавшиеся снаряды были обезврежены в 1984–1985 году. Автор также упоминает крушение «Куэбры» в главе 23. и Великой войны.

Смерть моего старшего сына. — Ловля сайды. — Дочь Дали-старшего, которую некогда сватали за меня, умирает на Камне. — Поминки и похороны. — Я строю себе новый дом. — Медные и латунные стержни на острове Иниш-на-Бро. — Двух моих детей уносит корь. — Благородная девушка и мой сын тонут. — Несчастье с самым славным сыном Диармада. Ему так и не стало лучше, пока он не ушел в мир иной.

Еще год после того, как мы собирали доски и, кажется, заработали на них двенадцать фунтов, не говоря уже об омарах, мы прожили, занимаясь той же работой, что и обычно. В начале года дела у нас шли хорошо, но конь — о четырех ногах, да и тот спотыкается.

В пору, когда птенцы подрастали, ребята обычно принимались наблюдать за ними. Мой старший сын и сын Короля решили пойти куда-то и добыть себе молодую чайку. Нередко такая живет в доме вместе с курами — до года и даже дольше.

И вот эти двое пошли к чаячьим гнездам, чтоб принести домой нескольких чаек. Да вот только забрались они в скверное место, и когда мой мальчик пытался изловить чайку, та вдруг выпрыгнула, и он потерял равновесие, упал в море и расшибся, — как говорится, пронеси Господи. Много времени прошло, прежде чем тело утонуло, а после снова всплыло на поверхность, где несколько нэвогов ставили ловушки. Его дедушка, отец его матери, был как раз в том нэвоге, что подобрал тело, и единственная радость нам была оттого, что на нем не было ни увечий, ни ран, хотя мальчик упал с большой высоты. Мне пришлось это пережить и смириться. Для меня было очень важно предать его земле и не отдать морю.

Это было только начало — и уже нехорошее, сохрани нас всех Господи.

Случилось это примерно в 1890 году, когда мальчик едва начал понимать, что можно, а чего нельзя, и исполнять мои поручения. Ну да мертвый живого не прокормит, как говаривали в старину, и нам пришлось взяться за весла и грести дальше.

Год не был ни таким хорошим, ни таким спокойным, как предыдущий. Омаров ночью мы ловили мало — из-за того что погода складывалась неустойчивая и у скал всегда было волнение, что очень плохо для такой рыбалки. В тот год случилось так, что зеленая рыба подошла близко к берегу, и в море ее было полно. Такая рыба называется сайда. Это крепкая крупная рыба, с которой бывает полно хлопот, когда пытаешься перетащить ее через планширь. Чтоб ее поймать, мы вязали особую смертоносную снасть [123] Так называемые порядки. Порядок — крючковая самоловная снасть; представляет собой веревку или толстую лесу, на которую пристегнуты поводки с крючками. Крючки порядков отточены до предельной остроты, поэтому такая снасть может быть с кусками наживки или самоловной. В последнем случае рыба, проплывая мимо, просто сама цепляется на крючок. Работа с порядками требует от рыбака предельной осторожности. из лесы и больших крючков и насаживали на них куски макрели. Однажды мы вышли на сайду с подобной снастью, и улов был такой огромный, что пришлось уходить с отмели пораньше, потому что лодочка наша переполнилась рыбой, а море — бурное и неспокойное. Когда мы подходили к причалу, многие удивлялись, сколько же рыбы выдержала наша маленькая лодка.

Часть года мы провели за ловом зеленой рыбы, пока не заполнили ею все емкости, какие только нашлись в доме. Всего мы заготовили триста штук. Под Рождество на нее всегда был высокий спрос — конечно, у деревенских жителей, потому что это рыба грубая и дешевая. За свою долю сайды я выручил в Дангян-И-Хуше пятнадцать фунтов. Вместе с тем многие мои родичи поймали таких рыб всего по паре, а у нас в доме их было в избытке.

Через некоторое время дочь Дали-старшего, пастуха с Иниш-Вик-Ивлина, вернулась домой из Америки. Это была та девушка, которую бродяга Диармад, мой дядя, сватал мне в дни нашей юности. Она провела там всего несколько лет, но здоровье сплоховало у нее, как и у многих других вроде нее. Она не пошла на поправку, когда вернулась; напротив, ей стало хуже, хотя мало где в Ирландии жизнь была здоровее, чем на том острове.

В конце концов она умерла — прямо там, на Камне, прожив всего только год. В то время на острове были рыбаки с Ив-Ра, и, услышав, что она скончалась, каждый стремился приплыть туда, чтобы присутствовать на поминках. Не отыщешь семьи лучше, это были самые щедрые люди в округе, и потому каждый старался обратиться к ним в трудный час. Люди продолжали стекаться туда чуть ли не весь вечер, и нэвоги все прибывали — до десяти часов.

Вот. К ночи там собралась большая толпа, и другая такая же толпа добралась с востока через залив наутро, поскольку день выдался прекрасный, а море тихое и спокойное. Там был скрипач из прихода Морах [124] Приход Морах ( ирл. paróiste Mordhach) — небольшой малонаселенный приход на полуострове Дангян, недалеко от горы Брендана. , который примерно в то время жил на Бласкете и приехал на поминки в первый вечер, вместе с нами. Рот у скрипача не закрывался: он все рассказывал разные истории, до самого утра. И даже утром не перестал, а просто, лежа навзничь на траве у дома, продолжал свои рассказы, пока не вынесли тело. Если сейчас он все еще жив, любой гэльский писатель без труда наберет материала на книгу о нем.

День похорон был одним из самых замечательных дней, которые мне вообще выпали, — едва ли не самым теплым. Удивительно было видеть, как все, кто там был, до единого собрались у причала. Гроб установили на лодке из Ив-Ра, в которой сидели три хороших гребца, потому что четверо не смогли бы там разместиться. Когда мы приготовились, лодка развернулась от Камня и пошла через залив на восток.

На носу нэвога из Ив-Ра сидел большой мужчина, краснолицый и очень грузный; жара порядком уморила его, и пот струился с его макушки. Но несмотря на все труды, силы не покинули его, пока он не достиг Большого Бласкета, а потом и Дун-Хына. Время от времени всем казалось, что он сдастся и бросит грести, но он не бросил. Это был один из самых сильных мужских поступков, какой я когда-либо наблюдал, поскольку залив-то огромный.