Анатолий Клещенко - Это случилось в тайге [сборник повестей]

— Нет вроде. Шут его знает кто, разве углядишь в таком молоке? — опять жестом показал Петр на туман. — Заплывем повыше, в тальниках рыбу спрячем, тогда посмотрим.

Когда очищенная от "вещественных доказательств" моторка уткнулась в берег, на палубу катера, загромыхав по железу кирзовыми сапогами, вылез заспанный парень в солдатской гимнастерке без пояса и погонов.

— Рыба есть, ребята?

— Не занимаемся, — ответил Петр.

— Нам бы килограммчика два. В поселке спирту купили, а насчет рыбы к бакенщикам направили. Старика безногого спрашивали — говорит, ребята приплывут, тогда. У нас спасательный пояс есть, из цельной пробки, не из крошева!

— Чей катер-то? — спросил Петр, рассматривая новое, пахнущее краской судно.

— А шут его знает! Наше дело — пригнать, куда велено, там хозяин найдется.

— Вербованные?

— Ага, по оргнабору, — парень присел на корточки, чтобы дальше дотянуться рукой, и сказал закуривавшему Петру: — Давай и я задымлю.

— В леспромхоз либо в райпо, — вкладывая в протянутую руку папиросу, решил Петр. — У нас тут по всей реке других хозяйств нету.

Парень подмигнул.

— Подвезло нам, браток. Речников у вас не хватает, так на подмогу кинули. Всяких квалификаций. Один старшина катера из речников был, да по дороге в больницу положили с аппендицитом. Теперь за старшину у нас шоферюга один. Так что, верно, нет рыбы?

— Рыбу найдем. Сплавать за ней надо. Вы долго еще простойте?

— А пока эту сволочь не разнесет, туман. В нем же ни черта не видно, куда плыть. Едва к вам от леспромхоза добрались. Шиверу-то вчера днем проскочили.

— Значит, это я вас вчера видел, — сказал Петр, отпихиваясь веслом от берега. — Заводи, Генка! Найдем мужикам стерлядку, если такое дело!

Минут двадцать прошло, пока привезли рыбу. Петр выкинул двух стерлядей на палубу катера, где толпились, ежась на утреннем холоде, уже четверо парней.

— Пробки у нас своей — завались! По стопке нальете нам со связником — и расчет весь. Заваривайте уху, картошки принесть можно.

Генка больше из любопытства — посмотреть новый водометный катер, чем соблазнясь выговоренной стопкой, поднялся на палубу. В рубке подержался за спицы штурвала, покашлял в переговорную трубу и только потом заглянул в кубрик. Петр уже сидел там, возле узкого стола, на котором отливала голубизной поллитровка со спиртом. Пока спирт разводили, пока доваривали уху, Генка, улизнув в машинное отделение, молча наблюдал за мотористом, менявшим смазку в подшипниках.

— Эй, мужики! Степка! — позвали сверху.

В кубрике уже успели накурить — под стать туману.

— За знакомство! — поднимая стакан, предложил коренастый, нерусского вида парень, когда все собрались вокруг стола.

Щедро разбавленный водой спирт даже не обжег гортани, и Генка молодецки обтер губы рукавом, отказываясь от закуски. Отказался и от второй стопки: не так много выпивки у ребят, чтобы обижать их. Видимо, об этом же подумал и Петр, но уже после второй чарки, когда заговорили чуть громче.

— У меня баба брагу вчера подмолаживала, — вспомнил он. — Как, мужики, насчет бражки?

— Нам хоть солярка, лишь бы а градусами, — тряхнул чубом моторист.

— Генка! — окликнул Петр. — Ты бы велел Клавке в жбан нацедить браги!

Генке не хотелось таскаться с этим проклятым жбаном мимо лаборатории, но не пошлешь же Петра к черту?

Брага оказалась забористой. Клавка, жена Петра, научилась ставить брагу у Генкиной матери, а та свое дело знала! Скоро за столом заговорили и вовсе громко, кто-то попробовал даже запеть, и Петр сказал вскользь:

— Неохота за гармошкой идти… Да и домой пора, дела есть.

— Играешь? — спросил его парень, первым заговоривший давеча насчет рыбы.

— Могу…

Как и все, захмелевший немного, парень вдруг ткнул Генку в грудь распущенной безвольно ладонью и сказал:

— А ну, встань!

Генка, недоумевая, поднялся. Тогда парень откинул крышку рундука, служившую одновременно скамейкой, и поставил на угол стола укутанный байковым одеялом аккордеон.

— А на этом? Можешь?

Выпутывая инструмент из одеяла, он смотрел на Петра, явно хвастаясь, упиваясь мерцанием перламутра и блеском никеля. Генка тоже полюбовался аккордеоном, а переведя взгляд на связчика, увидел, что тот как-то по-необычному щурит глаза, словно блеск инструмента слепил его.

— Можешь или не можешь? — настаивал хозяин аккордеона.

— Строй не тот, парень! — сказал наконец Петр. — А ты можешь? Рвани!

Парень пошатнулся и стал пеленать инструмент в одеяло, выскальзывавшее из непослушных пальцев. Не поднимая головы, рассказал:

— Я на нем совсем не могу. Он мне… после братухи остался. Братуха весной в Красноярске помер.

И тогда Петр совсем трезвым, жестким голосом предложил:

— Продай!

— Не… — покачал головой парень. — Братухина память. Сам играть выучусь.

Какое-то мгновение Петр продолжал смотреть на него все еще прищуренными глазами, а потом усмехнулся только одним ртом и, отворачиваясь, сказал беспечно:

— Хозяин — барин!.. Так что, хлопцы, маловато все же? Может, сгонять в леспромхоз еще за половинкой?

Старшина катера, тот, что пил "за знакомство", через мутное дно стакана глянул на иллюминатор. Тяжело поставив стакан, уронив голову, вздохнул, Остальные, как один, стали закуривать, а моторист по-приятельски объяснил Генке так громко, что услышали все, конечно:

— Амба, братишка! Теперь на сухом пайке поплывем. Это мы калым пропивали за трех пассажиров и за аккумулятор. Лишний аккумулятор был, понимаешь?

— Ладно уж, — поднимаясь, сказал Петр. — Принесу вам еще бражки. Напоследки. — И, забрав пустой жбан, легко одолел трап. На мгновение плечи его заслонили уже не затянутое туманом небо над люком, потом громыхнула палуба.

— Человек, братцы? Точно? — Старшина торжествующе оглядел команду и подбородком, высоко закидывая голову, показал на люк — кто человек.

Уходить до возвращения Петра было неловко: Генка считал себя чем-то вроде залога под обещанную ребятам брагу. А Петр, как нарочно, довольно долго заставил прождать его.

Зато, кроме жбана с брагой, притащил две соленые стерлядки, наспех завернутые в газету, и Генка понял причину его задержки: поднимал пол, лазал в тайник. "Молодец, не жадный, как батя", — подумал Генка.

Он знал — от литра Клавкиной браги запьянеть проще простого — и поэтому решил смыться, пока не поздно. Но его остановил Петр.

— Куда? Связчик ты мне или нет?

Парни пили брагу, жадно рвали зубами соленую, чуточку припахивающую стерлядь.

— Эх, закуска! Братишки-и!.. — восторженно орал Генкин друг — моторист, потрясая зажатым в горсти обглоданным хвостом рыбы.

Петр пренебрежительно отодвинул свой стакан с брагой.