Виктория Борисова - Просто приворот

Что поделаешь — народ привык к стереотипному образу колдуньи, приходится соответствовать. Отсюда и парик, и грим, и весь колдовской реквизит. Если уж человек хочет быть обманутым, так почему бы не помочь ему в этом?

Альвина скинула черно-красный балахон, аккуратно сложила его и убрала в шкаф. Надела махровый халат, села к зеркалу и принялась снимать косметику.

Кошка подошла, замурлыкала и потерлась о ноги.

— Сейчас, Мара, сейчас дам тебе поесть! Подожди немножко.

В последний раз провела по лицу ватным диском, точными движениями вбила питательный крем кончиками пальцев. За внешностью надо следить, внешность — это капитал! Пусть она и не фотомодель, не актриса и не телеведущая, но все равно… Это ведь только в рекламе газировки «имидж ничто, жажда — все!», а ей приходится каждый день ставить целый моноспектакль для одного зрителя.

Бог ты мой, кто бы мог подумать, чем придется заниматься в жизни! Если бы лет двадцать пять назад юной Але Ситниковой кто-нибудь сказал, что она станет работать ведьмой да еще и неплохо зарабатывать этим, ни за что бы не поверила. Для нее, девочки из интеллигентной московской семьи, такое показалось бы просто сумасшествием. А ведь поди ж ты…

Аля появилась на свет в начале шестидесятых. Тогда казалось, что еще чуть-чуть — и на одной шестой части суши наступит коммунизм, поэты собирали стадионы, шли горячие споры между физиками и лириками… Для ее родителей — ученых, всю жизнь рука об руку занимавшихся вопросами физики твердого тела, рождение дочери сталось полной неожиданностью. Обоим тогда уже перевалило за сорок, они вовсе не думали о потомстве — и вдруг такой сюрприз от матери-природы!

Воспитывали Алю в строгости. Маленькая, она скоро усвоила, что, пока папа и мама заняты, беспокоить их нельзя ни в коем случае, а лучше тихонько посидеть в уголке и заняться своими игрушками. По правде говоря, это было ужасно скучно — куклы, кубики… Зато когда девочка научилась читать, словно новый мир открылся перед ней. Проблем у родителей больше не было, не нужно было беспокоиться, что дочка шалит или скучает. Лучшими Алиными друзьями стали книги. Больше всего Аля любила не сказки или слезливые истории о любви, а научную фантастику и приключения. Затаив дыхание, следила за похождениями героев, заброшенных в джунгли Амазонки, в пустыню, а то и вовсе в просторы космоса… Очень интересно было думать о том, что ей предстоит жить в новой эпохе, когда научно-технический прогресс поможет человеку преодолевать огромные расстояния и, может быть, даже путешествовать во времени и летать на другие планеты.

В школе Аля была круглой отличницей, но всегда держалась особняком. Угловатая, ширококостная, не по годам серьезная девочка чуралась игр своих ровесниц. Она без труда решала самые сложные задачи по математике из учебников для старших классов, а чуть позже взялась за вузовские. Никто не сомневался, что Але прямая дорога в науку. Учителя умилялись: «Такая девочка!», а одноклассницы презрительно фыркали: «Что ж ей еще остается, с такой-то внешностью?»

Но Але было все равно. Нарядные платья, туфельки, бантики, тетрадки-песенники, куда девочки старательно переписывали любимые стихи, шушуканья по углам: «Он так на меня посмотрел!» — все это было не для нее. Мир чисел, формул и чистой логики, к которой не примешиваются глупые человеческие чувства, — вот что привлекало ее больше всего. Когда другие девочки уже ходили на танцы, Аля упорно сидела над учебниками. Мама с папой просто нарадоваться не могли на дочку.

В институт Аля поступила без проблем. На физ-мате численный перевес молодых людей был значительный, но даже здесь она не пользовалась успехом. «Алька — свой парень!» — говорили однокурсники и бегали на свидания к девочкам с филфака.

Институт она закончила с красным дипломом. Правда, в аспирантуру не попала — пропихнули сына «нужного» человека, а ей досталась должность младшего научного сотрудника в отраслевом НИИ с окладом в сто пятнадцать рублей. Ну не в школу же идти, преподавать оболтусам таблицу умножения!

Поначалу Аля еще тешила себя иллюзиями, что год, два — и она пробьется, напишет диссертацию, ее карьера в науке состоится, и тогда… Аля прилежно собирала материал для научной работы. Но время шло, а в жизни ничего не менялось. Все попытки словно разбивались о невидимую стену. Приходилось тянуть постылую лямку на службе, являться ровно к девяти и целый день тратить на написание никому не нужных планов и отчетов.

Попытки сблизиться с сослуживцами не удались. Семейные дамы бегали по магазинам, а потом бесконечно пили чай, обмениваясь свежими новостями о том, в каком гастрономе «выбросили» мороженых кур и зеленый горошек, а молодые сотрудники большую часть времени проводили в буфете или курилке, флиртовали друг с другом, сплетничали, девушки примеряли новые кофточки и сапоги… Аля и здесь пришлась не ко двору.

Только раз это сонное болото всколыхнуло чрезвычайное событие: один из коллег, тихий и скромный Николай Андреевич Павлов, вдруг оказался под следствием! Когда за ним явилась милиция, даже председатель месткома Дора Семеновна, язвительная дама с визгливым голосом и крашенными хной волосами, долго пыталась втолковать двум молоденьким лейтенантам, что произошла ошибка, этого просто не может быть! Такой приличный человек никак не может оказаться преступником.

Институт гудел, как потревоженный улей. Историю коллеги обсуждали все — от начальников отделов до лаборанток.

Только потом вспомнилась одна странность: каждый год в августе Николай Андреевич отпрашивался с работы раньше времени, брал библиотечные дни, отгулы, бюллетени и при малейшей возможности — уходил в отпуск. Разумеется, нет ничего удивительного в том, что человеку хочется отдохнуть летом, но из Москвы он никогда не уезжал. Начальству говорил что-то о тяжелобольной дальней родственнице, за которой необходимо ухаживать, чтобы дать отдохнуть ее семье хоть немного и отправить к морю племянника с матерью. Руководство входило в положение, поскольку все остальное время Николай Андреевич был исполнительным и безотказным сотрудником.

Оказалось, что никакой тетушки не было. Зато его регулярно видели возле самых престижных высших учебных заведений — там как раз шли приемные экзамены, и у дверей толпились взволнованные абитуриенты и их родители. Николай Андреевич подходил к тем мамам и папам, кто казался ему подходящими (то есть достаточно обеспеченными), и деликатно отводил в сторонку «на два слова».

Николай Андреевич заводил разговор о том, сколько стало блатных и как трудно талантливым мальчику или девочке (да, да, таким, как ваши!) поступить в институт без протекции. Родители кивали — все верно, такая трудная жизнь пошла, просто невозможно! Николай Андреевич осторожно переводил разговор в нужное русло, представлялся сотрудником приемной комиссии и предлагал сделку: он со своей стороны делает все возможное, чтобы чадо оказалось в числе студентов, но это будет стоить немалых денег. Сумма была для советского человека заоблачная и равнялась стоимости почти половины «жигулей». Павлов мелочиться не любил. Но чего не сделаешь ради ненаглядного дитяти, особенно если впереди маячит призрак армии! К тому же Николай Андреевич казался таким милым, надежным человеком… Деньги он никогда не брал сразу, даже если предлагали.