Филип Рот - Урок анатомии: роман; Пражская оргия: новелла

Шепчу ей:

— Да покажи ты им это удостоверение.

— Ну же! — вопит она клерку. — Давайте, вызывайте полицию. В лифте гостиницы «Ялта» один человек не снял шляпу перед дамой и теперь десять лет будет трудиться на урановых рудниках. В гостинице «Эспланада» швейцар не отдал поклон выходившей даме и теперь сидит в одиночной камере без уборной. За то, что учинили вы, век вам не видать ни жену, ни старушку мать. Ваши дети вырастут и проклянут своего отца. Ну же. Вперед! Пусть мой будущий муж увидит, как в этой стране поступают с невежами. Пусть увидит, что мы не спускаем грубости по отношению к чешской женщине! Зовите представителей власти — прямо сейчас! А мы пока позавтракаем. Пойдем, дорогой, сокровище мое.

Она берет меня под руку и уводит прочь, но прежде клерк успевает сказать: «Вам письмо, сэр», — и сунуть мне конверт. Записка написана от руки на бланке гостиницы.

Дорогой господин Цукерман,

Я чешский студент и глубоко интересуюсь американской литературой. Я написал работу о вашей прозе и хотел бы обсудить ее с вами. «Роскошь самоанализа в условиях американской экономики». Готов встретиться с вами здесь, в гостинице, в любое удобное для вас время. Пожалуйста, сообщите на стойке, если вы согласны.

С огромным уважением,

Олдржих Гробек

Посетители уже позавтракали и теперь наблюдают поверх чашек с кофе за тем, как Ольга упрямо отбрыкивается — метрдотель пытается усадить нас за угловой столик. Она хочет сесть за столик возле стеклянных дверей, ведущих в холл. Метрдотель по-английски объясняет мне, что этот столик зарезервирован.

— На завтрак? — парирует она. — Бесстыжая ложь.

Нас усаживают на столик у стеклянных дверей. Я говорю:

— Что теперь, Ольга? Что будет дальше?

— Прошу, не надо об этом. Это обычные глупости. Мне, пожалуйста, яйца. Яйца пашот. Яйцо пашот — самая невинная вещь в мире. Если я не поем, я упаду в обморок.

— Скажи, что было не так с тем первым столиком?

— Жучок. Может, и тут стоит жучок; может, у них жучки во всех столиках. Плевать, у меня сейчас совсем нет сил. Меня это уже зае**ло. Вообще все зае**ло. Научи меня еще какому-нибудь крепкому словцу. Этим утром оно было бы очень кстати.

— Где ты была всю ночь?

— Ты меня не захотел, но нашлись люди, которые захотели. Позови официанта, пожалуйста, а то у меня голова кружится. Я упаду в обморок. Меня тошнит. Схожу в уборную, проблююсь.

Она выбегает из-за столика, я следую за ней, но у дверей в холл мне преграждает путь молодой человек с маленькой бородкой, в грубого сукна куртке с деревянными пуговицами, в руке тяжелый портфель.

— Умоляю, — говорит он, и совсем близко я вижу его лицо, перекошенное паникой и страшной тревогой, — я только что поднимался к вам в номер и вас не застал. Я Олдржих Гробек. Вам передали мою записку?

— Буквально только что, — говорю я, провожая глазами Ольгу — она бежит через холл к дамской комнате.

— Вам нужно уехать из Праги как можно скорее. Вам нельзя здесь оставаться. Если вы немедленно не уедете, у вас могут возникнуть проблемы с властями.

— У меня? С чего вы взяли?

— Вам шьют дело. Я учусь в Карловом университете. Нас допрашивали — моего профессора и меня.

— Но я здесь без году неделя. Какое может быть дело?

— Мне сказали, что вы приехали шпионить и общения с вами надо остерегаться. Говорили, что за то, чем вы здесь занимаетесь, вас ждет тюрьма.

— За шпионаж?

— За заговор против чешского народа. Заговор со смутьянами, врагами социалистического строя. Вы якобы подрываете нашу идеологию, поэтому уезжайте прямо сегодня.

— Я американский гражданин.

Нащупываю свой бумажник — в нем, помимо паспорта, лежит удостоверение члена ПЕН-клуба за подписью его президента, Ежи Косинского [60] Ежи Косинский (наст, имя Йосеф Левинкопф, 1933–1991) — американский писатель, родился в Польше, эмигрировал в США. .

— Недавно какого-то американца, не успел он сойти с поезда в Братиславе, схватили и на два месяца упекли за решетку, просто с кем-то перепутали. Все знали, что его посадили по ошибке, и все равно не выпускали. А одного австрийца неделю назад увезли в тюрьму прямо из гостиницы, и теперь его будут судить за деятельность, враждебную чехам. А журналиста из Западной Германии утопили в реке. Сказали, что он удил рыбу и упал в воду. Те, кто хочет навести шороху в этой стране, ребята крутые. А на вашем примере шорох получится ого-го какой. Именно так полицейские мне и заявили. Скоро пойдут аресты, один за другим.

Тут я отчетливо услышал, как речная вода плещется об отвесную каменную набережную возле палаццо Кленека.

— Из-за меня.

— И вас в том числе.

— Может, они вас просто запугивали, — говорю я, а у самого сердце колотится, того и гляди лопнет.

— Господин Цукерман, мне не следовало здесь появляться. Мне никоим образом нельзя было здесь появляться, но я боялся вас упустить. Более того. Если вы прямо сейчас отправитесь на вокзал, через пять минут я вас там встречу. Это вверх по главной улице, отсюда выйти и налево. Вы его увидите. Мы с вами якобы случайно встретимся у большого вокзального кафе. Послушайте, моей подруге сказали то же самое. Ее допрашивали на работе — насчет вас.

— Насчет меня. Вы во всем этом уверены?

Студент берет мою руку и жмет ее нарочито энергично.

— Такая честь с вами познакомиться! — Он говорит так громко, что слышно во всем зале. — Простите за назойливость, но я не мог с вами не познакомиться. Я же ваш поклонник, сами понимаете! До свидания, сэр!

Вернувшись, Ольга выглядит еще хуже прежнего. Теперь от нее вдобавок неприятно пахнет.

— Что за страна. — Она тяжело плюхается на свое место. — Нельзя даже в туалете проблеваться, сразу кто-нибудь норовит настрочить репортаж. Когда я вышла, у кабинки меня ждал мужчина. Все это время он стоял и слушал, как я… Вы там не напачкали, спрашивает. Нет, говорю, не напачкала. Вы шумите, визжите, никого и ничего не уважаете, заявляет он. Зайдет кто-нибудь после вас, увидит, какую грязь вы оставили, а виноват буду я. Зайдите, предлагаю, проверьте. И он зашел. Мужчина в костюме, с виду вполне нормальный! Зашел и проверил.

— Еще кто-нибудь к тебе подходил?

— Нет. Не осмелились бы. По крайней мере, пока я завтракаю с тобой. Ведь ты писатель с международным именем. Они не станут поднимать бучу в присутствии писателя с международным именем.

— Тогда почему у тебя потребовали удостоверение личности?

— Потому что тот хмырь боится нарушить инструкции. Все боятся. А теперь я хочу съесть свой завтрак в компании своего писателя с международным именем. Я голодная.

— Может, переберемся в другое место? У меня к тебе серьезный разговор.

— О нашей свадьбе? Когда она состоится?