Мор Йокаи - Призрак в Лубло

– Благодарствуйте, сударь! Очень вам признателен!

Табунщик сложил вексель и спрятал его в карман своего доломана.

– А парень что-то уж слишком благодарит за эти десять форинтов, – шепнул старшему табунщику господин Михай

Кадар. – Великодушие приносит свои плоды.

Почтенный Михай Кадар считал себя человеком образованным. Он почитывал «Воскресную газету» и «Политические новости», а посему и говорил «изысканным стилем».

– Он вовсе не деньгам радуется, – пробурчал в ответ старший табунщик. – Шандор прекрасно знает, что Ферко

Лаца ещё в прошлую пятницу отправился на работу в Моравию и что не видать ему как своих ушей ни пастуха, ни этих сомнительных десяти форинтов. А радуется он, что доподлинно узнал, кем были позолочены эти серёжки. Тут замешана какая-то девушка.

Господин Кадар поднёс к губам набалдашник своей палки:

– Ах, вот оно что. Это весьма и весьма меняет дело.

– Видите ли, парень – мой крестник. Он хоть и сорвиголова, но я его люблю. Никто не умеет обращаться с табуном так, как этот малый. И я сделал всё, чтобы освободить его от солдатчины. А тот, другой, Ферко – крестник моего кума, старшего гуртовщика. Тот тоже бравый парень. Они были бы добрыми друзьями, если бы дьявол или ещё какая-то нечистая сила не поставила между ними той желтолицей девчонки. Из-за неё они готовы друг другу горло перегрызть. Хорошо ещё, что кум мой додумался отправить Ферко в Моравию гуртовщиком к какому-то графу. Так, пожалуй, на Хортобади снова восстановятся мир и спокойствие.

– Вот уж поистине колумбово яйцо, помогающее выпутаться из нитей Ариадны14.

Шандор Дечи, заметив их перешёптывания, понял, что речь идёт о нём. Подслушивать – венгру не по нутру. И

поэтому Шандор погнал табун к водопою, где уже собрались остальные косяки. А там дела было по горло. Пятеро табунщиков обслуживали три колодца и тысячу пятьдесят лошадей. Каждому из них приходилось двести десять раз опускать журавль, зачерпывать ведром воду, поднимать её

14 Здесь автор сознательно искажает смысл выражений «колумбово яйцо» и «нить

Ариадны», иронизируя над выспренней речью говорящего.

наверх и выливать в корыто. Развлечение, повторяющееся три раза в сутки. На недостаток работы этим парням обижаться не приходилось.

По выражению лица Шандора Дечи ничего нельзя было заметить. Настроение у него было самое развесёлое. Он только и знал что насвистывать и напевать. По широкой степи целый день звенела его любимая песня: Хоть я парень бедный, это не беда, –

Вороных шестёрка у меня всегда.

Кони вороные – кровь в них горяча,

Сам я парень бравый, первый весельчак

Два других табунщика подпевали ему, и их голоса разносились по всей охатской степи. И весь следующий день, с утра до вечера, Шандор был так же весел. А в народе говорят, что неуёмное веселье не к добру.

После захода солнца табунщики погнали свои табуны в ночное, поближе к загону.

Тем временем подпасок притащил с ближайшего болота вязанку сухого камыша. По вечерам табунщики раскладывают камышовый костёр и подогревают свой ужин.

Ужин у табунщиков совсем иной, чем у пастухов. Никаких приблудившихся поросят и ягнят, о которых говорят театральные табунщики, и в помине нет. Стада свиней и отары овец пасутся далеко, по ту сторону реки Хортобадь, и если бы даже табунщику вздумалось прирезать поросёнка или барашка, то ему пришлось бы проездить за ним целый день. Не в ходу у них и жаркое из падали, которым хвалятся пастухи. Табунщикам готовит пищу на целую неделю жена старшего, живущая в городе. Это благородные кушанья, их можно предложить любому: белое мясо с уксусом, кислая похлёбка с копчёной свининой, постный суп, голубцы, шпигованное мясо. Все пятеро и подпасок ужинают вместе со старшим.

У лошадей совсем иной нрав, чем у рогатого скота, который с заходом солнца, тотчас же после водопоя, ложится на землю и принимается жевать свою жвачку. Лошадь не столь склонна к философии – она щиплет траву и ночью, покуда светит луна.

У Шандора Дечи сегодня было особенно приподнятое настроение.

За ужином он обратился к старшему табунщику:

– Скажите, крёстный, почему это лошадь может есть день и ночь? По мне, пусть поле будет усеяно марципанами, всё равно я на сытый желудок есть не стану.

Старый табунщик подбросил ещё охапку камыша в гаснущий костёр.

– Сейчас расскажу, сынок, только ты не смейся. Это старая сказка. Ещё из тех времён, когда школяры носили треуголки. От такого вот грамотея я её и слышал. Пусть останется на его совести, если он говорил неправду. А

случилось это так. Жил-был однажды всем известный святой по имени Мартон. Он и поныне здравствует, только больше не приходит на Хортобадь. Этот Мартон, конечно, венгерским святым был, так как всегда ездил верхом. Да…

А здесь, в Хортобади, жил король, которого прозвали

Мартеном Жеребцом. Прозвали его так потому, что он сумел увести у святого Мартона жеребца, на котором тот разъезжал по всему свету. Король этот как-то оставил святого Мартона погостить и привязал его лошадь у себя в конюшне. Как-то утром святой Мартон собрался ехать дальше и сказал королю: «Ну, а теперь давай мою лошадь, поеду я своей дорогой». Король ему ответил: «Нельзя, лошадь твоя как раз ест». Святой Мартон дождался полудня и снова потребовал своего коня. «Как можно сейчас ехать, твоя лошадь ест», – отвечал король. Мартон дождался сумерек и опять просит короля вывести из конюшни лошадь. «Право же, не могу сейчас, она ест…» Тут уж святой совсем рассердился; бросил он на землю свой молитвенник и проклял короля и свою лошадь: «Пусть пристанет к твоему имени слово “жеребец”, чтобы ты больше никогда с ним не расставался! Пусть твоё имя всегда произносят вместе с этим словом! А лошадь пусть круглые сутки ест и никогда не наедается». С тех пор так и повелось: пасётся лошадь круглые сутки, а никогда сыта не бывает… Мне так поведали, и я вам так рассказал. Кто не верит, пусть пойдёт на вершину горы Верь-неверь, отыщет там слепую лошадь и порасспросит её. Она лучше знает, так как сама при том была.

Табунщики поблагодарили старика за хорошую сказку; затем они вскочили на коней и под покровом тихой звёздной ночи неторопливо поехали к своим табунам.

10

Был чудный весенний вечер. Вечерняя заря, долго сиявшая на небе, сменилась густой дымкой ночного тумана, словно пеленой окутавшего всё вокруг.

Молодой месяц уже точил свой серп о замские курганы; над ним сверкала рано восходящая звезда влюблённых.

Табунщик выбрал себе место для ночлега подальше от табуна. Он снял с коня седло вместе с попоной, снял узду и повесил её на воткнутую в землю дубинку, потом накрыл седло попоной – оно заменило ему подушку, а армяк послужил одеялом.