Мор Йокаи - Призрак в Лубло

– Сейчас они пойдут к колодцу, – объяснил господин

Шайгато. – Каждая корова зовёт своего телёнка, поэтому-то они и мычат.

Три пастуха подбежали к колодцу, сруб которого представлял собою великолепное творение плотничьего мастерства, и, приведя в движение журавли, стали наливать водою большую колоду. Эту нелёгкую обязанность им приходилось выполнять три раза в сутки.

– А нельзя разве для этого использовать машину на конной тяге? – спросил у старшего гуртовщика венский господин.

– Есть у нас такая машина, милостивый государь, но любой пастух скорее согласится натереть себе мозоли, нежели мучить такой машиной свою лошадь.

Во время водопоя четвёртый пастух, стоя у колоды, отбирал коров, являвшихся собственностью почтенного

Шайгато. Поймав телёнка, он отводил его к загону, а корова потом уже сама следовала за ним. Таким образом ему удалось загнать отобранных коров за ограду.

– Это мой скот, – сказал почтенный Шайгато венскому господину.

– Откуда же это пастух знает, какая из коров ваша, господин Шайгато? – спросил конюший.

Старший гуртовщик посмотрел на него с сожалением и в свою очередь спросил не без насмешки:

– Видели ли вы когда-нибудь, милостивый государь, двух одинаковых коров?

– На мой взгляд, они все одинаковы.

– А на взгляд пастуха – совсем разные.

Конюший с явным удовольствием посматривал на отобранных коров.

Молоденький подпасок прибежал с вестью, что с вышки уже виден пастух. Он скачет сюда во весь опор.

– Загонит коня, негодник! – ворчал гуртовщик. – Пусть только попадёт мне в руки, я с него шкуру спущу.

– Неужто вы его будете бить, хозяин? – полюбопытствовал конюший.

– Нет, этого я делать не стану. Лучше уж убить пастуха, чем ударить; пастух обиды не прощает. А этот ещё вдобавок мой любимец. Он мой воспитанник. Я его, шалопая, и крестил.

– И вы всё-таки с ним расстаётесь? Отпускаете со стадом в Моравию?

– Потому и отпускаю, что хочу ему добра. Не нравится мне, что малый так увивается вокруг желтолицей девчонки из хортобадьской корчмы. Это добром не кончится. У

девчонки уже давно есть возлюбленный: какой-то табунщик. Сейчас он служит в солдатах, но если придёт домой в отпуск, эти два дурня подерутся из-за неё, как два быка из-за коровы. Пусть уж Ферко уезжает подальше; там он быстро влюбится в какую-нибудь красотку Анчу и забудет свою Жёлтую Розу.

Тем временем ветеринар осмотрел весь отобранный скот и оформил паспорт на каждую корову. Затем подпасок вывел киноварью на боках у коров инициалы нового владельца (ведь пастухи все грамотны).

Послышался топот копыт. Пастух был уже близко.

Утренний ветер освежил его хмельную голову, а быстрая езда прогнала сон. Невдалеке от загона он, совсем уже бодрый, спрыгнул с коня и повёл его под уздцы.

Выйдя ему навстречу, гуртовщик крикнул:

– Эй ты, непутёвый, наконец-то тебя чёрт принёс!

Пастух, не проронив ни слова, принялся рассёдлывать лошадь. От долгой скачки грудь её была покрыта пеной. Он стёр пену куском овчины, овчиной же протёр круп лошади и повесил ей на шею недоуздок.

– Где же ты пропадал, чёрт тебя побери?! Надо же умудриться приехать на час позже господ, которых ты сам должен был сюда привести! Бродяга!

Парень в ответ не проронил ни слова. Он возился с лошадью, вешал на крюк седло, сбрую.

Гуртовщик ещё больше разгорячился, лицо его побагровело:

– Ты будешь отвечать или нет? Может, тебе уши прочистить?

Тут уж парень поневоле заговорил:

– Вы же знаете, что я глух и нем, «как рыба».

– Чтоб тебя повесили в день твоего рождения! Не для того я это выдумал, чтобы ты потом шутил надо мной.

Разве не видишь, что уж солнце взошло?

– А разве я виноват, что оно взошло?

Господа засмеялись. Гуртовщик ещё пуще обозлился:

– Слушай-ка, бездельник! Со мной шутки плохи. Вот возьмусь за тебя да так отколочу, что и своих не узнаешь.

– А я что, зевать буду?

– Будешь зевать, разбойник! – Гуртовщик не выдержал и засмеялся. – Попробуйте-ка поговорить с ним по-немецки, кто сумеет!

Конюший не прочь был попробовать.

– Эх, и хороший же ты наездник! – обратился он к

Ферко. – Удивляюсь, почему тебя не взяли в гусары. Верно, ты чем-нибудь болен, раз тебя забраковали?

В ответ пастух скорчил гримасу. Деревенские парни не любят нескромных вопросов.

– А потому не взяли, что у меня… в носу две дырки.

– Вот и толкуй с ним! – проворчал гуртовщик. – Отправляйся, разбойник, к водопою! Не туда! Я что сказал?

Разве не знаешь своих обязанностей? Или ещё хмель из головы не выскочил? Не видишь, что коровы уже в загоне?

Быка-то надо привести или нет?

И правда, не всякий может вывести быка из стада, тут нужен храбрый человек. Ферко Лаца – мастер этого дела.

Словно ручного барана, лаской и добрым словом он ловко вывел из середины стада отобранного быка, принадлежавшего почтенному Шайгато, и подвёл его к господам.

Это был великолепный бык, с огромной головой, с развесистыми рогами и большими глазами, обрамлёнными чёрными кругами. Он подставил пастуху свой курчавый лоб, чтобы тот почесал его, и шершавым, словно тёрка, языком лизнул парню ладонь.

– Он всего лишь третьего выпаса, – заметил гуртовщик.

(Пастухи по «выпасам» судят о возрасте скотины.) Художник и на сей раз не пожелал упустить случай сделать набросок с быка и пастуха.

– Стой так, положи руку на рога, – командовал он.

Но пастух не привык позировать. Это странное занятие оскорбляло его достоинство.

Нетерпеливых натурщиков опытный художник всегда старается развлечь шутливой беседой. Тем временем господа пошли осматривать стадо.

– Скажи-ка, дружище, правду говорят, что пастухи могут надуть покупателя при продаже скота?

– Конечно, правду. Вот и сейчас старший гуртовщик успел провести господ. Он сказал, что этот бык третьего выпаса, а вы посмотрите, господин художник, у него уже нет ни одного верхнего клыка.

В подтверждение своих слов он открыл быку рот. Художник тут же бросил рисовать. Любовь к правде сильнее даже страсти к искусству.

Сказав, что рисунок уже готов, он закрыл альбом и пошёл отыскивать своего спутника, который вместе с другими господами осматривал в загоне отобранных коров.

Найдя конюшего, он сообщил ему о словах пастуха.

Конюший ужаснулся и немедля стал заглядывать в рот стоявшим поблизости коровам.

– Позвольте, господин гуртовщик! Вы сами предупреждали нас, что пастухи любят обставлять покупателей на ярмарке, но я не дамся в обман. Эти коровы так стары, что ни у одной из них нет верхних клыков.

Покручивая ус и широко улыбаясь, гуртовщик ответил:

– Это старая шутка, милостивый государь. В прошлогоднем календаре Мартона Какаша напечатано, как во французскую войну подшутили над одним генералом, который не знал, что у рогатого скота нет верхних клыков.