Аристарх Ромашин - Девушка-весна

– И тогда вы дали обет безбрачия? – спросил Герман.

– Нет. После того разговора во мне несколько дней боролись в смертельной схватке сексуальное и творческое начало. Отказаться от женщин лишь на некоторое время и отказаться совсем – это разные вещи. Я так не хотел. Да и ради чего? Ради картин? Тогда они меня кормили с большим трудом. Еле хватало на оплату квартиры и на скромную еду. Обет безбрачия я дал, когда меня пригласил к себе человек, первым купивший за большие деньги одну из моих картин. У него дома тогда гостил брат со своей восемнадцатилетней дочерью. Вот ради неё я и дал обет безбрачия.

– Не совсем понимаю, почему? – спросил Герман.

– В той внутренней борьбе мое творческое начало победило, но не окончательно. Я оставлял за собой право возобновить отношения, как только захочу, но когда я увидел племянницу того человека, то бесповоротно принял решение служить своему дару. Всегда преклонялся перед родителями, способными воспитывать своих детей таким образом, чтобы те потом восхищали своей чистотой и невинностью. Помимо влекущей красоты девушка обладала неподдельной простодушностью и добрым отрытым взглядом, точно таким, каким я наделял ангелов, когда писал свои картины. Я потом часто бывал у них дома. Иногда нам с ней удавалось оставаться наедине. Девушка садилась на диван, я клал голову на её колени, она гладила мои темные волосы, проводила пальцем по моим густым бровям. Её непорочные изумрудные зеркала души тонули в моих карих, наполненных жизненным опытом глазах. В тот момент я осознал, что не хочу срывать и губить этот цветок, благоухающий невинностью. Впервые я по-настоящему влюбился, и с тех пор лишь её видел спутницей своей жизни. Я сказал себе: или она, или никто! Но из-за финансовых ограничений я тогда не мог себе позволить жениться. Вот мне и пришлось дать обет.

– Не вижу смысла в такой жертве, – покачал головой Герман. – Вы не захотели, но другой мужчина легко мог испортить девушку.

– Возможно, но вина за это лежала бы не на мне. Позже я узнал, что она в тот же год вышла замуж за видного юношу.

– И вы больше никогда не виделись? – поинтересовался Кирилл.

– Только спустя восемь лет. К тому времени я написал огромное количество картин, которые имели большой успех и продавались за немалые деньги. У меня появилась своя галерея. И на одной из моих очередных выставок я легко узнал её среди других женщин. Былой невинности и след простыл, но теперь взгляд излучал преданность и безграничную нежность, что делало её красоту еще более неотразимой. Она пришла вместе с мужем, который оказался большим ценителем искусства. Мы даже подружились с ним.

– В точности, как и со мной, – улыбнулся Герман.

– И со мной, – подхватил Кирилл.

– Такой я человек. Открытый, дружелюбный.

– Вы не пробовали её соблазнить? – спросил Герман. – Если ваша любовь была взаимной, то у вас вполне могло бы что-то получиться.

– Я отказался воспользоваться её невинностью тогда, неужели я позволил бы себе вынудить её совершить грех сейчас? Тем более после стольких лет воздержания.

– Да, вы правы. И потом это было бы не честно и по отношению к её мужу, – согласился Герман. – А как её звали?

– Разве имя так важно? Я называл её моей девой Февронией…

– Вы сейчас про оперу Римского-Корсакова? – перебил Кирилл.

– Да, вы правы.

Тонкие усики музыковеда растянулись в улыбке. Ему было приятно, что он верно понял мою отсылку.

– Называл, – продолжил я, – шедевром Великого Художника. Моей девушкой-весной.

– Да, – задумался Герман, – если бы я встретил такую женщину, то позволил бы себе наконец-то влюбиться.

Я посмотрел на него и горько улыбнулся.

Ведь девушка-весна, которую я буду любить до самой смерти, была его женой.