Уильям Глэдстоун - Двенадцать

Айвен был старше Макса на добрых два десятка лет, так что отношения у них были в каком-то смысле как у сына с отцом. Герберта Доффа не стало как раз тогда, когда «МАКСимум продакшнс» набирал силу. По-своему хорошо, что отец ушел, когда Макс был на подъеме. Ему ничего не мешало гордиться сыном, а не наблюдать потом его удручающее падение.

Он ужасно скучал по частым телефонным разговорам с отцом, которого приятно удивляли сыновние успехи на поприще учебных кинохитов. Теперь он в основном звонил именно Айвену, когда в его жизни случалось что-нибудь волнующее, необычное. Они разделяли примерно такой же энтузиазм, связанный по большей части не с бизнесом, а с искусством, музыкой и философией.

Айвен Варн был основателем «Клуба чудес» — филантропического мозгового центра, направленного на сплочение человечества в единое, солидарное мировое сообщество. Он же пригласил Макса войти в его опекунский совет, став представителем клуба по США. Тот согласился, стал посещать заседания и встречи, проводимые по всей Европе, знакомиться там с известными учеными и политиками вплоть до премьер-министров и президентов.

На осуществление по-настоящему масштабных планов у клуба хронически не хватало средств, но их фабрика идей оказывала на планету серьезное, пусть и опосредованное, воздействие.

2004 год

Пытаясь расширить свою деятельность, «Клуб чудес» вышел на контакт с Эролом Ресу, жителем Стамбула. Это имя тоже было в числе Двенадцати, да и человек этот оказался уникальным. Встретившись с ним, Макс испытал приподнятость и волнение.

Этот коренастый остроглазый брюнет в небесно-синем костюме, то и дело отпускающий едкие шуточки, оказался отъявленным непоседой и прекрасным дельцом. Он был очень успешен, а потому все им восхищались, считали эксцентричным трудоголиком, единственным движением руки извлекающим деньги из всего. Ему доставляло удовольствие ловко жонглировать несколькими крупными сделками сразу, с поражениями же он не мирился. Чем выше планка, тем большее удовольствие ему доставляло ее преодолевать.

Мать Эрола была мусульманка, отец — иудей. Младший из пяти братьев родился в Стамбуле. Отец его торговал на рынке. Мальчик уже с шести лет помогал ему продавать лимоны, причем сразу же проявил себя как изощренный торгаш.

В нем сочетались тонкий ум и пробивной характер. Из пяти братьев лишь он один был отдан в школу, которую закончил с отличием. Потом Эрол поступил на бесплатное отделение университета. Перед ним открывалась карьера в политике.

Получив диплом, он устроился помощником парламентария, который через пару лет был избран премьер-министром. Несмотря на молодой возраст — двадцать три года, — Эрол уже пользовался масштабным влиянием в высоких кругах.

Премьер прочил своему протеже членство в кабинете министров, а то и вовсе собственное место.

Эта подготовка длилась шесть лет, после чего высокий начальник вдруг откровенно сказал Эролу: «Забудь о чине государственника или другого какого бюрократа высокого ранга. Это была бы непозволительная трата того таланта, какой я в тебе усматриваю. Тебе дана живая проницательность бизнесмена, так что у меня для тебя найдется работенка повкуснее. Становись-ка ты у нас главным по нефти и экспорту».

Предложение Эрол принял и быстро оправдал возложенные на него надежды.

Под его чутким руководством деньги хлынули в казну потоком. Однако через три года партия премьер-министра проиграла на выборах. Эрола с должности подвинули, что, в общем-то, лишь сыграло ему на руку. Со своими связями и опытом он тут же обзавелся нужной поддержкой, создал частную импортно-экспортную компанию и за три года стал одним из богатейших людей Турции.

Во все, чем бы ни занимался, Эрол привносил заразительный энтузиазм, делая все с огоньком, щедрым сердцем и искренним желанием помочь другим. Он был первым филантропом, поддержавшим «Тропу Авраама», межкультурную организацию, замыслившую совместный поход иудеев и мусульман по следам Авраама в его странствиях в Иерусалим через пустыню.

В обеих религиях Авраам почитался как отец-основатель. Такой совместный проект предусматривал сплочение Израиля с рядом приграничных арабских государств в надежде, что это побудит извечно разобщенные и враждующие меж собой народы лучше понять друг друга, откроет им путь к взаимодействию.

Во время стамбульской встречи руководство «Клуба чудес» буквально купалось в гостеприимстве этого энергичного жизнелюба. Каждая свободная минута была заполнена поездками по музеям, архитектурным памятникам. У них была морская прогулка по Мраморному морю, Золотому Рогу, Черному морю и проливу Босфор. Все это с дегустацией блюд чудесной турецкой кухни и с вдохновенными, дружески щедрыми возлияниями.

Увидев и по достоинству оценив открытость Эрола ко всему в жизни, Макс решил довериться ему и по окончании второго вечера поделился откровением насчет двенадцати имен. К его радости, тот не только принял информацию к сведению, но и выказал свою всегдашнюю неуемность.

— Я уверен, речь идет о чем-то важном, — сказал он. — Но нутром чую, что мы не сможем раскрыть эту тайну, пока не обнаружатся все двенадцать имен и не соберутся все двенадцать человек!

— Очень может быть, — согласился Макс. — Все равно ничего нельзя предпринять, пока они не проявятся. На данный момент я знаю, что последним в этом перечне должен быть какой-то Бегущий Медведь. Так что ситуация вполне тупиковая.

— Да, шарада что надо, — признал Эрол. — И я сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь тебе ее разгадать. Только попроси.

— А почему ты считаешь, что она настолько уж важна? — поинтересовался Макс. — Почему принял мой рассказ на веру, а не отмел как бредни?

Эрол ответил вполне определенно:

— Я с рождения чувствовал, что судьба движет мной в принятии определенных решений. Я никогда не задавался вопросами перед лицом открывавшихся мне возможностей. Не буду и сейчас, но могу заверить: наши с тобой судьбы в разгадке этой тайны каким-то образом сопряжены.

Май 2012 года

Бабах!

Удара металла о металл было не избежать.

Макс говорил по сотовому, заключал сделку по фильму, поэтому не следил за дорогой. Он как раз остановился на светофоре на углу Ла Бри и Цитрус-авеню Лос-Анджелеса и ждал поворота налево, так что технически виновником ДТП не являлся.

Водитель передней машины собрался было сделать поворот, в последнюю секунду понял, что сейчас зажжется красный, дал задний ход, но не сообразил вовремя, что его место на перекрестке уж занято.

Макс закончил разговор о сделке и вылез из своего «БМВ», чтобы оценить размер ущерба. Несколько царапин на бампере, разбитая фара — вот, пожалуй, и все. Могло быть и хуже. Кстати, на тюкнувшей его «мазде» не осталось ни царапины. Из машины вылезла женщина, насупилась, но тут же убедилась в том, что ее машина целехонька.