Юрий Чернов - Земля и звезды: Повесть о Павле Штернберге

Павел Карлович стоял у окна: он видел и группу людей, толпившихся у рекламного столба, и вымытую дождем мостовую, и два подслеповатых светящихся круга — фары.

«Наконец-то!» — с надеждой подумал он, но у подъезда, вопреки ожиданиям, вынырнули из дождевой мороси не машины, а мотоциклы.

Штернберг этой ночью так и не снял кожанку. Штаб Красной гвардии перебрался из гостиницы «Дрезден» в бывший дом генерал-губернатора, разместился рядом с ВРК. Ян Пече, как всегда, был в движении: то ли у самокатчиков, то ли в мастерской тяжелой осадной артиллерии. Он не терял надежды, что орудия, оставшиеся без замков и панорам, удастся привести в боевую готовность. Петр Добрынин застрял в Замоскворечье. Ведерников с членами ВРК составлял очередной оперативный план. А Штернберг взял на себя самое тяжкое бремя — обеспечение оружием рабочих районов.

Обстановка складывалась благоприятно. Кремлевский арсенал — в наших руках. Комиссаром Кремля назначили Ярославского, комиссаром арсенала — молодого большевика, прапорщика Берзина. Грузовики из запасных автомобильных рот вызваны. Ярославский заверил: оружие выдам.

Голос его на другом конце провода звучал незнакомо, хрипловато. Но существа это не меняло: арсенал — наш!

Где же грузовики? Глаза устали вглядываться в мглистую, мокрую Тверскую. Он зажмурился, постоял, не двигаясь, и вдруг услышал приближающееся мерное гудение моторов.

Медленно, как неуклюжие животные, вползали на Скобелевскую площадь грузовики.

За мандатом на оружие пришел Ангел. Старый боевик, с квадратными плечами, с грубо вытесанным лицом, был одновременно похож и не похож на себя, прежнего. Углубились складки у рта, лоб перечеркнули три глубокие борозды, виски щедро заснежила седина.

Рука Ангела, с крутыми узлами вен, Сжала руку Штернберга. Была в ней та же сила, какую Павел Карлович ощутил тогда, много лет назад, в комнате часовщика.

Они, очевидно, одновременно подумали об одном и том же. Ангел раздвинул уголки губ в скупой улыбке, еще резче обозначив складки у рта.

— Авось драгуны не встретятся?

Павел Карлович вспомнил и ту лошадку, и дровни с несколькими ящиками оружия, и появившийся в переулке разъезд во главе с драгунским офицером и сопоставил все это с тем, что было сейчас: огромные, как слоны, грузовики, стоящие на площади, и арсенал, где хранятся семьдесят тысяч винтовок…

— Теперь не пропадем! — заверил Ангел.

Штернберг с непокрытой головой вышел провожать колонну. Длинная вереница автомобилей удалялась по Тверской в сторону Кремля, увозя свежую частушку:

Кто-то, скрытый брезентовым тентом, лихо подсвистывал в такт частушке и отбивал дробь каблуками.

«К полудню оружие будет в районах», — прикинул Павел Карлович.

Последний грузовик мигнул красным сигнальным глазком и исчез в пелене дождя.

Наскоро составленный и торопливо перепечатанный «Вопросник» пестрел помарками. Он перечитал его:

««Вопросник» Штаба Красной гвардии при Московском ВРК для учета революционных сил 26 октября 1917 г.

1. Сколько имеется оружия и какого?

2. Сколько Красной гвардии вооруженной и невооруженной.

3. Немедленное образование местного штаба Красной гвардии.

4. Разделить Красную гвардию на десятки и сотни, под предводительством десятников, полусотников и сотников.

5. Силы [районного] революционного штаба — лишняя и недостаточная.

6. Не ощущается ли нужда в вооруженной силе, если есть лишняя — прислать немедленно в Главный штаб.

7. Присылать для связи двух лиц через каждые два часа.

8. Где стоят патрули, по скольку, когда и как сменяются.

9. Немедленное уничтожение всяких винных складов.

10. Какие улицы и кем заняты.

11. Немедленная конфискация оружия, где таковое имеется.

12. Где необходимо рыть окопы».

«Получим ответы — будет цельная картина», — Павел Карлович пытался снять раздражение, которое вызывали у него помарки, перепутанные слова, как, впрочем, и любая небрежность.

«Ничего не поделаешь, перепечатывать некогда, да и Катенька…»

Он представил себе Катеньку, машинистку ВРК, тоненькую высокую девушку с покрасневшими от усталости глазами.

«Сутки без сна, — вздохнул Штернберг. — Перестук машинок, мелькание букв, строчен, бумаг. Не железная…»

Вошел дежурный, с повязкой на руке, с револьвером на боку:

— Товарищ Штернберг, студенты разыскивают какого-то профессора.

— Где они?

— Запер в комнате, потому что не внушают…

— Не внушают? — Павел Карлович спрятал усмешку, догадавшись, кого хотят видеть студенты.

Пришлось спуститься вниз. В дежурке действительно стояли студенты. «Свои», те двое, что с астрономического отделения, узнали Павла Карловича сразу: им приходилось видеть его в походной Одежде. «Чужие», семеро юношей с других отделений, изумленно таращили глаза. Они помнили элегантного профессора, который выходил из-за кафедры, в безупречном темном костюме, в белой сорочке с широким узлом галстука, и водил указкой по карте звездного неба. А сейчас в дверях стоял огромный мужчина в сапожищах с высокими, почти до колен, голенищами, в коротковатой кожанке, перехваченной ремнем. Черная борода опускалась на грудь, глаза смотрели испытующе и строго. Не профессор, а парижский коммунар, точь-в-точь такой, какие изображены на французских гравюрах.

— Хотите помогать? — повторил Штернберг просьбу студентов. — Буду рекомендовать вас связными…

Он направился к лестнице, а навстречу ему уже спешил самокатчик с донесением: Кремль окружен юнкерами. Машины туда прошли, а выйти не могут…

Тучи над Москвой сгущались. Обстановка становилась все более запутанной и противоречивой.

Телеграфная и телефонная связь со столицей оборвалась. Единственный канал — железнодорожный телефон — находился в руках Викжеля — исполкома профсоюза железнодорожников. Викжель разыгрывал нейтралитет, но засилие в нем эсеров и меньшевиков не могло не сказаться: представителей ВРК к прямому проводу не допускали.

По городу расползались слухи о победе Керенского в Петрограде. Кому-то эти слухи необходимы, кто-то усердно разносит их по городу. Они расползаются как змеи, в клубок которых внезапно упал камень. Откуда они? Ведь буржуазные газеты закрыли в первый же день восстания…

Красногвардейцы привели к Штернбергу упитанного господина. Его задержали на Тверской в очереди за хлебом — рассказывал зевакам «о победе» Керенского.

Штернберг посмотрел в упор:

— Откуда у вас эта ложь?