Чарльз Буковски - Музыка горячей воды

– Почему бы и нет?

– Давай не будем. Зачем соль на рану сыпать?

Когда Кевин и Гвен подъехали к дому, Том встал и сказал:

– Вот они. Всем хранить спокойствие. Дело можно уладить пристойно и по справедливости. Мы – зрелые люди. Между собой мы во всем способны разобраться. В полицию звонить не надо. Вчера вечером мне Кевина хотелось убить. А теперь я просто хочу ему помочь.

Шесть родственников Джинджин и Кэти сидели и ждали.

В дверь позвонили. Том открыл.

– Привет, народ.

– Привет, – сказала Гвен. Кевин ничего не сказал.

– Садитесь.

Они зашли и сели на диван.

– Выпьете?

– Нет, – ответила Гвен.

– Скотч с содовой, – сказал Кевин.

Том приготовил выпивку, дал стакан Кевину. Тот заглотил единым махом, полез в карман за сигаретой.

– Кевин, – сказал Том. – Мы решили, что тебе нужно показаться психологу.

– Не психиатру?

– Нет, психологу.

– Ладно.

– И нам кажется, что ты должен оплатить терапию, которая может понадобиться Джинджин и Кэти.

– Ладно.

– Мы не станем поднимать шум – ради тебя и ради детей.

– Спасибо.

– Кевин, мы хотим знать одно. Мы твои друзья. Уже много лет дружим. Только одно. Зачем ты столько пьешь?

– Черт, да не знаю я. В основном, наверно, потому, что мне скучно.

Джо Мейер был писателем на вольных хлебах. Он мучился похмельем, а телефон разбудил его в 9 утра. Он встал и ответил:

– Алло?

– Здорово, Джо. Ну как оно?

– О, прекрасно.

– Прекрасно, значит?

– Ну?

– Мы с Вики только что в новый дом переехали. У нас пока нет телефона. Но адрес могу дать. Ручка есть?

– Минутку.

Джо записал адрес.

– Мне твой последний рассказ в «Жарком ангеле» не понравился.

– Ну и ладно, – ответил Джо.

– Не в том смысле, что не понравился, просто мне он не понравился по сравнению с остальной твоей писаниной. Кстати, не знаешь, где сейчас Бадди Эдвардз? Его Грифф Мартин ищет, который раньше редактировал «Горячие истории». Я подумал, может, ты знаешь.

– Я не знаю, где он.

– Мне кажется, может быть в Мексике.

– Может.

– Ладно, слушай, мы будем у себя.

– Ну да.

Джо повесил трубку. Положил в кастрюльку пару яиц, поставил воду для кофе и выпил «алказельцер». После чего опять лег.

Снова зазвонил телефон. Джо встал и ответил.

– Джо?

– Ну?

– Это Эдди Грир.

– А, ну да.

– Давай ты у нас на благотворительном почитаешь…

– На что?

– На Ирландскую республиканскую армию.

– Слушай, Эдди, я не лезу ни в политику, ни в религию, ни во что. Я вообще не понимаю, что там творится. У меня нет телевизора, я не читаю газет… ничего. Я не знаю, кто прав, а кто нет, если тут вообще можно быть правым.

– Англия не права, чувак.

– Я не могу читать для ИРА, Эдди.

– Ну тогда ладно…

Яйца сварились. Джо сел, почистил их, сделал тост и насыпал в кипяток «Санки». Заглотил два яйца с тостом, выпил две чашки кофе. Потом опять лег.

Уже почти заснул, и тут телефон зазвонил снова. Он встал и ответил.

– Мистер Мейер?

– Ну?

– Меня зовут Майк Хейвен, я друг Стюарта Ирвинга. Мы как-то печатались вместе в «Каменном муле», когда его издавали в Солт-Лейк-Сити.

– Ну?

– Я на неделю приехал из Монтаны. Остановился тут в городе в отеле «Шератон». Мне бы хотелось приехать поговорить.

– Сегодня неважный день, Майк.

– Ну тогда, может, в конце недели?

– Да, звякните мне, хорошо?

– Знаете, Джо, я пишу совсем как вы, и поэзией, и прозой. Можно, я привезу кое-что свое, почитаю вам? Вы удивитесь. У меня мощный стиль.

– Да что вы…

– Сами увидите.

Потом явился почтальон. Одно письмо. Джо распечатал.

Уважаемый мистер Мейер,

Ваш адрес мне дала Сильвия, которой Вы много лет назад писали в Париже. Сильвия еще жива, сейчас она в Сан-Франциско и до сих пор сочиняет эти свои дикие, пророческие, ангельские и безумные стихи. Я теперь живу в Лос-Анджелесе, и мне очень, очень хотелось бы приехать и Вас навестить! Пожалуйста, сообщите, когда Вам это будет удобно.

С любовью,

Джо выпутался из халата и оделся. Опять зазвонил телефон. Джо подошел, посмотрел на него и не стал снимать трубку. Вышел наружу, сел в машину и поехал к Санта-Аните. Ехал медленно. Включил радио, раздалась какая-то симфоническая музыка. Особого смога не было. Он проехал по Сансету, срезал путь там, где любил, перевалил через холм к Чайна-тауну и медленно, ненапряжно проехался мимо сортировки, разглядывая старые коричневые товарные вагоны. Умел бы художества, нарисовал бы такую картину. А может, все равно нарисует. По Бродвею и через Хантингтон-драйв заехал на ипподром. Взял себе сэндвич с маринованной говядиной, кофе, распечатал «Программу» и сел. Похоже, ничего так расклад.

Розалину в первом он поймал по 10 долларов 80 центов, Возражение Супруги во втором – по 9 долларов 20 центов, а в ежедневном двойном зацепил их вместе по 48 долларов 40 центов. На Розалину он поставил 2 доллара на победителя, на Возражение Супруги – 5 долларов на победителя, поэтому в целом поднялся на 73 доллара 20 центов. На Сладкотта он плюнул, Мыс Гавани шел вторым, Проброс – вторым, Брэннан – вторым, все ставки на победителя, а Джо сидел со своим опережением в 48 долларов 20 центов – и тут попал на 20 долларов на победителя – Южные Сливки, которая снова вытащила его на 73 доллара 20 центов.

На скачках не так уж плохо. Встретил всего троих знакомых. Рабочие с фабрики. Черные. Из прошлой жизни.

Восьмой забег – засада. Кугуар, набравший 128, бежал против Обморочного, который набрал 123. Других в этом заезде Джо и не рассматривал. Никак не мог решиться. Кугуар шел 3-к-5, Обморочный – 7-к-2. Поднявшись на 73 доллара 20 центов, Джо, пожалуй, мог себе позволить ставку 3-к-5. Выложил 30 долларов на победителя. Кугуар пошел вяло, будто по канаве. А когда миновал лишь половину первого поворота – на 17 корпусов отставал от лидера. Джо понял, что проиграет. На финише его 3-к-5 отставал на пять корпусов, и тут забег окончился.

Джо поставил 10 долларов и 10 долларов на Барбизона-младшего и Затерянного В Море в девятом, просрал и вышел с 23 долларами 20 центами. Помидоры собирать легче. Джо забрался в свою колымагу и медленно поехал обратно…

Едва он залез в ванну, позвонили в дверь. Джо вытерся, надел рубашку и штаны. Пришел Макс Биллингхаус. Максу было чуть за двадцать, беззубый, рыжий. Работал уборщиком, вечно ходил в джинсах и грязной белой футболке. Он уселся на стул и закинул ногу на ногу.

– Ну, Мейер, чего происходит?

– В каком смысле?

– В смысле, писанины на хлеб хватает?

– Пока да.

– Чего-нибудь новенького?

– Ты был у меня на прошлой неделе. С тех пор – без изменений.

– А как поэтический вечер прошел?

– Нормально.