Альва Бесси - Антиамериканцы

«Сегодня вечером, — диктовал он, прохаживаясь по комнате, — я намеревался прокомментировать странное решение мистера Генри Уоллеса, — нет, вычеркни слово „странное“, — прокомментировать решение мистера Генри Уоллеса выставить свою кандидатуру на президентских выборах, но утром прочитал статью в „Геральд трибюн“. Многие из вас, конечно, читали ее, но этого недостаточно. Каждый (подчеркни слово „каждый“) должен (подчеркни и это слово)… должен немедленно раздобыть ее и прочитать. Я имею в виду статью Винсента Шиэна, помещенную на первой странице и озаглавленную „Последние дни Ганди“. Она посвящена трагическому убийству Махатмы Ганди неделю тому назад, 30 января. Мистер Шиэн был свидетелем этого события».

Лэнг продолжал мерно расхаживать по комнате, пытаясь мысленно сформулировать главную идею своего выступления. Пегги молча наблюдала за ним, положив руки на машинку и выжидая удобный момент, чтобы прервать его.

— Зэв, — решилась наконец она, — я должна поговорить с тобой.

— Не теперь, — ответил он, не останавливаясь и не поднимая глаз, устремленных в пол. — Пиши: «Я имею удовольствие знать Шиэна в течение многих лет и считаю его одним из выдающихся людей нашего времени, я бы сказал — совестью нашей эпохи…» Нет! — перебил Лэнг самого себя. — Не то. Как бы это выразиться получше? Ведь нельзя же сказать «одной из совестей нашей эпохи»!

Лэнг бросился в кресло и взглянул на Пегги.

— Что тебя беспокоит? — спросил он.

— Моя совесть.

Лэнг засмеялся.

— Скажи, ты действительно в то утро ходила в церковь?

Он имел в виду утро того дня, когда его вторично вызывали в комиссию по расследованию антиамериканской деятельности. Поссорившись с женой, он тогда провел ночь у Пегги.

— Конечно, — подтвердила она, и Лэнг опять засмеялся.

«Забавная ситуация! — подумал он. — Вполне подходящая для романа или для пьесы, если я когда-нибудь вздумаю писать новую пьесу. Человек, нарушивший супружескую верность, проводит ночь с любовницей, много лет не ходившей в церковь. Он просыпается на рассвете, замечает, что она одевается, и говорит, приподнимаясь на кровати:

„Черт возьми, куда это ты?“

„В церковь“, — отвечает она.

„Боже мой! Что это тебе взбрело в голову? Я думал, ты уже давно перестала ходить в церковь“.

„Да, перестала, — говорит девушка. — Но сегодня должна идти“.

„Почему?“— спрашивает он.

„Сегодня церковный праздник непорочного зачатия“, — отвечает она».

— И ты исповедовалась? — спросил Лэнг у Пегги.

— Конечно.

— Что же ты говорила на исповеди? — ухмыльнулся он.

— Это тайна, моя и священника, и я сейчас хочу говорить с тобой совсем не о том.

— О чем же тогда? Не забудь, мне еще надо написать свое радиовыступление.

— Знаю. Но я должна сказать тебе что-то важное. Это касается твоей жены.

— С твоего разрешения, я сам буду заниматься своей женой. — Лэнг встал с кресла и направился к Пегги. — А ты можешь заниматься мной.

— Нет. — Пегги досадливо поморщилась. — Либо мы должны прервать нашу связь, либо мне надо работать дома или где-нибудь в другом месте. Может быть, в учреждении. Она знает о наших отношениях.

— Сомневаюсь. А вообще мне это совершенно безразлично.

Он снова принялся расхаживать по комнате.

— Записывай дальше: «Автор „Автобиографии“ исследовал целый ряд философских систем и концепций, тщательно разработанных людьми для того, чтобы…»

— Послушай, — сказала Пегги. — Мне не хотелось тебя перебивать…

— Ну, так и не перебивай, — огрызнулся Лэнг.

— Нельзя дальше так жить.

«Как и многие другие серьезные американцы, — диктовал Лэнг, подчеркивая каждое слово, — Шиэн заигрывал с марксистской философией. В своей „Автобиографии“ он не только дает блестящее описание этого, но и рассказывает, как ему удалось избежать соблазнов, которыми ложная доктрина пыталась совлечь его с пути поисков правды и благопристойности. Сегодня в своем выступлении…»

— Как раз о правде и благопристойности я и хочу поговорить с тобой, — перебила Пегги. Лэнг остановился и взглянул на нее.

— Что же прикажешь делать? — спросил он сердито. — Развестись с женой и жениться на тебе? Так, что ли?

— Этого я не говорила.

— И не говори.

— Ты ведь не любишь ее.

— А тебе какое дело?

— Спасибо. Но ведь не я привезла тебя из Голливуда, не так ли?

— Ага! Теперь ты начинаешь раскаиваться? Уж не поэтому ли ты побежала исповедоваться?

— Может быть.

— Ну, так знай: я не собирался и не собираюсь жениться на тебе! — закричал Лэнг и внезапно понял все.

Он вспомнил, как напился в ее квартире и, явившись после этого к Эверетту, распустил язык. Припомнилось ему и брошенное Пегги замечание — не принадлежит ли он к числу «этих типов», и ее беспокойство, когда она узнала о визите сотрудников ФБР и о том, что его второй раз вызывают в комиссию по расследованию антиамериканской деятельности. Она давно чувствует себя неспокойно (как и он) — вот в чем дело.

— Меня не устраивает, если ты будешь работать дома. К тому же мне тогда придется все время торчать у тебя, а это только усилит подозрения Энн.

— Ты думаешь, она только подозревает о наших отношениях? — спросила Пегги. — Тогда могу сообщить вам новость, мистер Л.: она прекрасно все знает.

— Позволь мне самому следить за своей женой, а ты лучше посматривай за мной.

— А разве я этого не делаю?

Лэнг почувствовал раздражение.

— На сегодня хватит. Можешь отправляться домой. Я сам допечатаю свое радиовыступление. Так я не могу работать.

— Знаешь, Зэв, пора бы тебе стать взрослым. Времена гаремов миновали. Ну, а если уж тебе так хочется иметь двух женщин, то ты, по крайней мере, держи их в разных местах. Не заставляй меня все время сидеть тут под бдительным оком твоей законной жены. Я чувствую себя форменной идиоткой.

— Будет, будет тебе! — отозвался Лэнг.

— Позвони, когда я тебе понадоблюсь, — проговорила Пегги, покидая кабинет. Лэнг продолжал ходить взад и вперед, пытаясь собраться с мыслями. Черт бы побрал всех женщин! В его памяти вдруг всплыло аскетическое лицо его тезки, священника Фрэнсиса К. Линча. Лэнг удивился: с чего бы это? Впервые он встретился с Линчем в самом начале своей службы в армии, еще до того, как получил назначение в часть.

Линч, военный священник в авиации, покрыл себя славой и был удостоен «Медали конгресса» [105] Высшая награда в американской армии. — Прим. ред. за исключительный героизм, проявленный под огнем противника, когда немецкие самолеты подвергли бомбардировке одну из американских авиационных баз во Франции.

Модный иезуитский священник Линч имел привычку выпивать перед обедом рюмку-другую мартини, мог, как настоящий солдат, рассказать непристойный веселый анекдот и заразительно смеяться, слушая других. Солдаты любили его и называли добрым Джо.