Джордж Элиот - Адам Бид

Бесси Кренедж, в самом нарядном чепчике и платье, плакала, хотя и не знала хорошенько о чем, потому что, как умно рассуждал ее двоюродный брат, Жилистый Бен, стоявший рядом с ней, Дина не уезжала, и если Бесси скучала, то ей лучше всего было бы последовать примеру Дины и выйти за честного малого, который готов был жениться на ней. За Бесси, у самых дверей церкви, стояли дети Пойзеров, украдкой выглядывавшие из-за углов загороженных мест, желая видеть таинственную церемонию. На лице Тотти выражалось необыкновенное беспокойство при мысли, что она увидит, как кузина Дина возвратится домой старухой; по опытности Тотти, женатые люди не были уже молодыми.

Я завидую им всем, кто видел это зрелище, когда свадебная церемония кончилась и Адам повел Дину из церкви. В это утро она не была в черном; ее тетка Пойзер никаким образом не хотела допустить, чтоб Дина отважилась на такое дурное предзнаменование, и сама подарила свадебное платье, все серого цвета, хотя и сшитое по обычному квакерскому покрою, потому что в этом Дина не хотела уступить никак. Таким образом, ее белое, как лилия, личико с выражением сладостной важности выглядывало из-под серой квакерской шляпки, не улыбаясь и не краснея, но губы ее несколько дрожали под тяжестью торжественных ощущений. Адам, прижимая к себе ее руку, шел, как, бывало, прежде, прямо и не держа головы несколько назад, как бы для того, чтоб лучше видеть новую жизнь, открывавшуюся перед ним. Не потому, чтоб он чувствовал особенную гордость в это утро, как обыкновенно бывает с женихами, – его блаженство было такого рода, что ему было почти все равно, какого мнения были люди об этом. В его глубокой радости был некоторый оттенок грусти. Дина знала это и не была огорчена.

За невестой и женихом следовали еще три пары: во-первых, Мартин Пойзер, имевший такой же веселый вид, как большой огонь, в это морозное утро, вел тихую Мери Бердж, подружку, затем шел Сет, искренно счастливый, под руку с мистрис Пойзер, а за всеми Бартль Масси с Лисбет, Лисбет в новом платье и в новом чепчике, слишком занятой гордостью о своем сыне и наслаждением, что обладала единственною дочерью, которую только желала, и потому не имевшей в голове ни малейшего предлога к жалобам.

Бартль Масси согласился присутствовать на свадьбе по настоятельнейшей просьбе Адама, но протестовал против женитьбы вообще, а в особенности против женитьбы умного человека. Тем не менее мистер Пойзер подшучивал над ним после свадебного обеда насчет того, что он лишний раз поцеловал невесту в ризнице.

За последнею парою шел мистер Ирвайн, от души радовавшийся этому доброму утреннему делу – соединению Адама и Дины. Он видел Адама в самые страшные минуты горя, а могло ли то тягостное время посева принести жатву лучше этого? Любовь, которая принесла надежду и утешение в часы отчаяния, любовь, нашедшая себе дорогу в мрачную тюремную келью и в еще мрачнейшую душу бедной Хетти, эта сильная кроткая любовь будет спутницей и помощницей Адама до гроба.

Много раз пожимали руки при восклицаниях «Да благословит вас Бог!» и других добрых желаниях этим четырем парам у церковных ворот, и мистер Пойзер отвечал за всех с необыкновенным проворством языка: он решительно имел при себе весь запас шуток, приличных свадебному дню. А женщины, заметил он, только и умеют приставлять пальцы к глазам на свадьбе. Даже мистрис Пойзер не была в состоянии отвечать, когда соседи пожимали ей руки, а Лисбет начала плакать прямо в лицо самому первому человеку, сказавшему ей, что она снова становилась молодой.

Мистер Джошуа Ганн, несколько страдавший ревматизмом, не присоединился к тем, кто звонил в колокола в это утро, и, несколько презрительно смотря на эти неформальные поздравления, не требовавшие официального содействия дьячка, стал напевать вполголоса своим музыкальным басом: «Радуйтесь, радуйтесь», как бы стараясь представить себе действие, которое он намеревался произвести в следующее воскресенье при пении свадебного псалма.

– Вот известия, которые порадуют Артура, – сказал мистер Ирвайн своей матери, когда они ехали со свадьбы. – Как только мы приедем домой, тотчас же напишу ему об этом.

То было почти в конце июня 1887 года. Мастерские на лесном дворе Адама Бида, принадлежавшем прежде Джонатану Берджу, заперты уже с полчаса или несколько более, и мягкий вечерний свет падает на веселый домик, с желтыми стенами и мягкой серой соломенной кровлей почти совершенно так, как в тот июльский вечер девять лет назад, когда Адам приносил ключи.

Вот из дома вышла фигура, которую мы знаем хорошо; она защищает глаза руками, смотря на что-то вдаль: лучи, падающие на ее белый чепчик без оборки и на ее бледно-каштановые волосы, помрачают зрение. Но вот она отворачивается от солнечного света и смотрит на дверь. Теперь мы хорошо можем видеть прелестное бледное лицо: оно почти вовсе не изменилось, стало только несколько полнее, соответствуя более плотному стану, который, кажется, довольно легок и деятелен в обыкновенном черном платье.

– Я вижу его, Сет, – сказала Дина, смотря в дом. – Пойдемте к нему навстречу. Пойдем, Лисбет, пойдем с мамашей.

На последние слова отвечало немедленно крошечное прелестное существо с бледно-каштановыми волосами и серыми глазами, немного более четырех лет; оно молча выбежало из дома и подало матери руку.

– Пойдем, дядюшка Сет, – сказала Дина.

– Да, да, мы идем, – отвечал Сет в доме и тотчас же показался в дверях; он был выше обыкновенного, потому что над ним торчала черная головка резвого двухлетнего племянника, который произвел небольшую остановку тем, что просил дядю посадить его на плечи.

– Лучше возьми его на руки, Сет, – сказала Дина, ласково смотря на здорового черноглазого ребенка. – Так он будет беспокоить тебя.

– Нет, нет, Адди любит покататься у меня на плечах. Я могу пронести его так немного.

На эту любезность молодой Адди отвечал тем, что забарабанил по груди дядюшки Сета своими пятками с силою, которая обещала в будущем многое. Но быть подле Дины и подвергаться мучениям со стороны детей Дины и Адама – вот в чем заключалось земное блаженство дядюшки Сета.

– Где ты видишь его? – спросил Сет, когда они вышли на соседнее поле. – Я не могу увидеть его нигде.

– Между изгородями около дороги, – сказала Дина. Я видела его шляпу и плечо. Вот он опять.

– Ты уж наверно увидишь его, если только его можно увидеть где-нибудь, – заметил Сет, смеясь. – Ты точно, бывало, бедная матушка. Она всегда, бывало, поджидала Адама и могла видеть его гораздо скорее, чем другие, несмотря на то что у нее глаза становились все слабее и слабее.

– Он пробыл долее, чем ожидал, – сказала Дина, вынимая часы Артура из небольшого бокового кармана и смотря на них, – теперь уж скоро семь.