Джордж Элиот - Адам Бид

Тут Лисбет снова начала хныкать и качаться, и Дина сказала:

– Да, любезный друг, ваше горе велико. Тот должен иметь черствое сердце, кто скажет, что ваше несчастье не тяжело перенести. Бог послал меня к вам не для того, чтоб ни во что не ценить вашей печали, а для того, чтоб сетовать с вами, если вы позволите. Если б у вас был накрыт стол для пиршества и вы предавались веселью с вашими друзьями, то вы, верно, подумали, что поступили бы благосклонно, позволив мне прийти, сесть и наслаждаться с вами, ибо вы бы думали, что мне было бы приятно участвовать в вашем пире, но я лучше приму участие в вашем горе и в вашем труде, и потому если б вы отказали мне, то ваш отказ поразил бы меня суровее. Вы не отошлете меня назад? Вы не сердитесь на меня за то, что я пришла?

– Нет, нет! сердиться! Кто сказал, что я сержусь? Это очень хорошо с вашей стороны, что вы пришли. А ты, Сет, отчего не подашь ей чаю? Ты так торопился дать мне чаю, когда мне вовсе не нужно, а вовсе не думаешь дать тем, кому следовало бы. Садитесь, садитесь. Очень благодарю вас, что вы пришли, ибо вы получите небольшое вознаграждение за то, что идете по сырым полям, желая навестить такую старуху, как я… Нет, у меня нет родной дочери… и никогда не было… и я не печалилась тем, ибо они бедные, жалкие создания, девушки-то… я всегда желала иметь мальчиков, которые могут заботиться о себе сами. Сыновья женятся… и у меня будет довольно дочерей, даже слишком много. Но теперь сделайте чай, как вы хотите, потому что сегодня у меня нет вкусу во рту… мне все равно, что я ни буду глотать… все будет у меня отзываться горем.

Дина не подала и виду, что уже пила чай, и с большою готовностью приняла приглашение Лисбет, желая убедить старуху, чтоб она приняла пищу и питье, в которых так нуждалась после дня тяжкого труда и воздержания.

Сет был так счастлив теперь, когда Дина находилась у них в доме, и как-то поневоле думал, что ее присутствие достойным образом искупало жизнь, в которой горе следовало за горем беспрерывно. Но через минуту он уже раскаивался в этих мыслях: казалось, что он почти радовался горестной смерти своего отца. Тем не менее радость от того, что он находится вместе с Диной, должна была одержать верх: она походила на влияние климата, которого не пересилит никакое сопротивление. Это чувство отразилось на всем его лице таким образом, что обратило на себя внимание матери в то время, когда она пила чай.

– Тебе, конечно, можно говорить, что несчастье ведет к добру, Сет, ибо ты блаженствуешь от него. Кажется, у тебя нет ни заботы, ни печали, как в то время, когда ты был ребенком и, проснувшись, лежал в люльке… И всегда-то ты, бывало, откроешь глаза да и лежишь, не то что Адам… он, бывало, как проснется, не хочет лежать ни одной минуты. Ты всегда был похож на куль с мукой, который никогда нельзя раздавить, а между тем в этом отношении отец твой был совсем другой человек. Но у вас то же самое выражение, – продолжала Лисбет, обращаясь к Дине. – Я полагаю, это происходит оттого, что вы принадлежите к методистам. Не то чтоб я порицала вас за это, ибо у вас нет никакой печали, а между тем лицо ваше выражает скорбь. Э-эх! если методисты любят несчастье, то они также любят и блаженство; жаль, право, что им оно достается не всем и что они не могут отнять его у тех, кому оно неприятно. А я отдала бы его охотно: когда был жив мой старик, то я мучилась с утра и до ночи, а теперь, когда его нет, я была бы рада переносить худшее.

– Да, – сказала Дина, заботливо избегая противоречия чувствам Лисбет, ибо ее упование – в незначительнейших словах и поступках – на божественное руководство проистекало всегда из тончайшего женского такта, происходящего от искренней и всегда готовой симпатии, – да, я также помню, что когда умерла моя дорогая тетка, то мне так и хотелось слышать звук ее болезненного кашля по ночам вместо тишины, воцарившейся, когда ее уж более не было. Но теперь, любезный друг, выпейте еще эту чашку чаю и покушайте еще немного.

– Как, – сказала Лисбет, взяв чашку и говоря уже менее жалобным, тоном, – разве у вас не было ни отца, ни матери, когда вы печалились так о вашей тетке?

– Нет, я никогда не знала ни отца, ни матери. Моя тетка взяла меня еще грудным ребенком. У нее не было детей, ибо она никогда не была замужем, и воспитывала меня так нежно, будто я была ее родной дочерью.

– Ну, было же ей работы с вами, когда она взяла вас еще грудным ребенком, а сама еще была одинокой женщиной… ведь знаете, как трудно выкормить брошенного ягненка? Но, кажется, вы не были упрямы, ибо по вашему виду можно заключить, что вы не упрямились никогда в жизни. Но что же вы стали делать, когда умерла ваша тетка, и отчего не пришли вы жить в наши места, так как мистрис Пойзер также приходится вам теткой?

Дина, заметив, что возбудила внимание Лисбет, рассказала ей историю своей прежней жизни: как она была воспитана для тяжкого труда, что за место было Снофильд, где столько людей ведут тяжкую жизнь – одним словом, передала все подробности, какие, по ее мнению, могли интересовать Лисбет. Старуха внимательно слушала рассказ, забыв свою слезливость и бессознательно подчиняясь утешающему влиянию лица и голоса Дины. Несколько времени спустя она убедилась в том, что можно позволить привести кухню в порядок, ибо Дина настаивала на этом, предполагая, что чувство порядка и спокойствия вокруг нее расположит Лисбет присоединиться к молитве, к которой Дина горячо хотела приступить. Сет между тем вышел наколоть дров, ибо думал, что Дине приятнее будет остаться с его матерью наедине.

Лисбет не сводила с нее глаз все время, как Дина убирала кухню с своим обычным спокойствием, и сказала наконец:

– Как хорошо умеете вы приводить в порядок. Я не скучала бы, если б вы были моей дочерью, ибо вы не тратили бы трудовых денег сыновей на щегольство и другой вздор. Вы не похожи на девушек, которые живут в нашей стороне. Я думаю, люди, живущие в Снофильде, вовсе не похожи на здешних.

– Многие из них ведут совершенно другую жизнь, – сказала Дина. – Они занимаются другими вещами… кто на фабрике, кто в рудах, в окружных деревнях. Но сердце человеческое одно и то же всюду, и там вы найдете детей этого мира и детей духовного мира – так же, как и всюду. Но у нас там методистов гораздо больше, нежели в ваших местах.

– Ну, я не знала, что методистки похожи на вас, потому что у нас тут есть жена Билля Маскри, которая, говорят, большая методистка, а на нее вовсе неприятно смотреть. Я уж лучше посмотрю на жабу. И право, я была бы рада, если б вы остались ночевать здесь, ибо мне было бы приятно увидеть вас в доме утром. Но может, вас будут ждать там, у мистера Пойзера.

– Нет, – сказала Дина, – там не будут ждать меня, и я сама охотно останусь у вас, если вы позволите.