Ричард Йейтс - Одиннадцать видов одиночества

— …что и говорить, в Париже много всего интересного, и очень жаль, что ты не смогла провести там больше времени. Между прочим, большинство моих любимых мест находятся в стороне от обычных туристских маршрутов. Мне, конечно, повезло в том, что я неплохо владел французским еще до приезда сюда, ну а здесь мне повезло познакомиться с множеством удивительных…

Он не терял нить разговора; он был явно в ударе. Он до того увлекся, что едва заметил вернувшуюся после купания парочку — красивых и стройных, словно сошедших с рекламного плаката туристической фирмы, — и не среагировал на их возню с полотенцами и сигаретами, равно как и на шутливые предостережения насчет «ледяной воды». Сейчас его тревожило только одно: как бы Карсон, который должен был уже составить свое мнение об этих девушках, не решил закруглиться с ними на этой стадии знакомства. Но, взглянув на улыбающегося и оживленного друга, Кен успокоился на сей счет. Карсон сидел в ногах купальщицы, глядя снизу вверх на то, как она стоя вытирает полотенцем спину, а ее груди упруго покачиваются в такт движениям. Нет, Карсон явно не думал закругляться.

— Послушайте, — сказал он, — а почему бы нам сегодня не поужинать всем вместе? А потом мы могли бы…

Тут обе девицы начали наперебой выражать сожаление: они бы с радостью, но вечером у них назначен ужин с друзьями в отеле, и, кстати, уже пора выдвигаться в ту сторону, так что спасибо за приятную компанию… «О боже, взгляни на часы!»… Судя по их голосам, сожаление было вполне искренним — настолько искренним, что осмелевший Кен по пути к кабинкам для переодевания поймал тоненькую руку второй девчонки, свободно болтавшуюся у ее бедра. В ответ она улыбнулась и даже слегка пожала его мясистые пальцы.

— Тогда, может, в какой-то из ближайших вечеров, пока вы еще не уехали? — предложил Карсон.

— Честно говоря, все наши вечера распланированы заранее, — сказала красотка. — Но если мы вновь увидимся с вами на пляже, будет здорово.

— Чтоб ты лопнула, мелкая спесивая сучка из Нью-Рошелла! [20] Нью-Рошелл — небольшой город к северу от Нью-Йорка, фактически пригород этого мегаполиса. — в сердцах сказал Карсон, когда они вдвоем очутились в мужской кабинке.

— Ш-ш-ш! Не так громко, Карсон. Они могут тебя услышать.

— Ох, да не будь ты идиотом! — Карсон смачно шлепнул по доскам своими купальными трусами. — Даже хорошо, если услышат, а тебе-то что? — Он почти с ненавистью взглянул на Кена. — Парочка вертлявых патентованных девственниц. Проклятье, почему я не остался в Париже?

После того они и застряли в этой привокзальной забегаловке; Карсон сидел надутый и злой, Кен уныло глядел на закат сквозь засиженное мухами стекло, а рядом группа шумных работяг терзала игровой автомат. Они продолжали пить, пропустив время ужина, но потом все же поели в ресторанчике по соседству, где вино пахло пробкой, а жареный картофель отдавал прогорклым маслом. Когда официантка убрала со стола грязную посуду, Карсон закурил сигарету и поинтересовался:

— Чем думаешь заняться этим вечером?

На губах и щеках Кена поблескивали остатки жира.

— Понятия не имею, — сказал он. — Тут полно мест, где можно неплохо развлечься.

— А твоя тонкая артистическая натура не будет слишком потрясена, если я предложу снова послушать игру Сида?

Кен вымучил слабую улыбку.

— Не надоела еще эта тема? — спросил он. — Но, если на то пошло, я не против.

— Хотя он и проституирует своим талантом?

— Почему бы тебе не заткнуться, Карсон?

Звуки рояля они услышали еще на улице, когда приблизились к прямоугольнику света, падавшего из дверей бара. По мере спуска в подвальчик, музыка звучала все громче и насыщеннее, теперь смешиваясь с хрипловатым мужским пением, но, только войдя в прокуренный зал, они поняли, что этот голос принадлежал самому Сиду. Он играл и пел с полуопущенными веками, раскачиваясь над клавиатурой и улыбаясь через плечо публике.

Ах, эти ее дивные глаза…

Голубой луч прожектора отблескивал влажными звездочками на его зубах и высвечивал струйку пота, сбегавшую от виска к шее.

…Они подобны ясным летним небесам.

Словами просто невозможно описать

Мою любовь к тебе, о милая Лоррейн…

— Черт, здесь яблоку негде упасть, — проворчал Карсон. Перед барной стойкой не было ни одного свободного места, и они какое-то время растерянно стояли в проходе, наблюдая за выступлением Сида, пока Карсон не опознал Жаклин в одной из девушек у стойки прямо позади себя.

— О, привет, — сказал он. — Сегодня здесь просто столпотворение.

Она с улыбкой кивнула, а затем вновь устремила взгляд на Сида.

— Я не знал, что он еще и поет, — сказал Карсон. — Или новый талант прорезался только сегодня?

Улыбка Жаклин сменилась раздраженной морщинкой на лбу, и она поднесла к губам указательный палец. Сконфуженный Карсон вновь повернулся к залу, неловко переступил с ноги на ногу и пихнул локтем Кена:

— Ты хочешь уйти отсюда или остаться? Если хочешь остаться, нам надо где-нибудь присесть.

— Тише там… — Несколько посетителей сердито посмотрели в его сторону. — Тише…

— Ладно, давай за мной, — сказал Карсон приятелю, и они, то и дело спотыкаясь, начали протискиваться к единственному свободному столику, который стоял в неудобной близости от рояля — видимо, был отодвинут сюда расположившейся рядом большой компанией.

Когда они наконец уселись за стол, сплошь покрытый пятнами от пролитых напитков, с этой позиции стало заметно, что в процессе исполнения Сид оглядывается отнюдь не на публику в целом. Его улыбка и его пение были адресованы конкретно парочке в вечерних нарядах, сидевшей через несколько столиков от помоста: платиновой блондинке — возможно, начинающей киноактрисе — и низенькому лысому толстяку, настолько точно попадающему в типаж «Мюррея Даймонда, владельца ночных клубов», что, если бы кто-нибудь подбирал актера на эту роль, он не смог бы найти никого лучше. Временами взгляд Сида ненадолго смещался на другие части зала или направлялся к потолку, но объектом его интереса оставались только эти двое. Даже допев последние строки и завершая песню эффектной вариацией, он продолжал смотреть в их сторону, ожидая реакции. А когда прозвучал последний аккорд и грянули аплодисменты, лысый толстячок поднял голову, вставил в рот янтарный мундштук с дымящейся сигаретой и несколько раз хлопнул в ладоши.

— Очень хорошо, Сэм, — сказал он.

— Меня зовут Сид, мистер Даймонд, — напомнил Сид, — но в любом случае большое вам спасибо. Рад, что вам понравилось, сэр.

Он ухмылялся, откинувшись назад и выворачивая шею, тогда как его пальцы легонько перебирали клавиши.

— Что бы вы хотели послушать, мистер Даймонд? Что-нибудь из джазовой классики? Из старого доброго диксиленда? Может, немного буги-вуги или что-то более спокойное и мелодичное — так сказать, в попсовом ключе? Назовите любую вещь по своему выбору.