Эмилио Сальгари - Корсары Южных морей

Действительно, ветер все так же бушевал, а волны, казалось, с каждой минутой вздымались все выше.

Огромные валы, громоздясь, набегали друг на друга и с устрашающим грохотом разбивались о берег.

То была одна из тех бурь, которыми печально известны канадские озера. Поднятые яростным ветром неистовые волны были едва ли не опаснее океанских валов.

Повидавший немало штормов на своем веку, Каменная Башка поспешил в каюту, где один из немцев уже разжег светильник. Боцман верил, что крушения удастся избежать, а вздымавшиеся стенами волны ничуть его не беспокоили.

– Тысяча бретонских колоколен! – вдруг воскликнул он, протиснувшись между загромождавших тесную каюту бочек. – Мальчишка прав! На этой лодчонке нам до форта не добраться!

Пока немец придерживал над его головой светильник, бретонец прислушался и в сердцах грохнул по одной из бочек кулаком.

– Полный крах, – произнес он. – Эта посудина набирается водой, как старый пьяница портвейном! Готов поспорить, на борту и насоса не найти. Ох!.. Ульрих, пойдем-ка поглядим.

Моряки спустились в трюм по узкому, заваленному ящиками и мотками канатов трапу.

Всего восемь ступенек, и Каменная Башка тут же почувствовал, что его башмаки промокли насквозь. С каждым ударом волн суденышко набирало все больше воды, которая, мирно журча среди намокших пиллерсов, поднималась все выше и выше.

– Тысяча затопленных фрегатов! Скалы распороли нам брюхо! – воскликнул бретонец. – Весь киль разодран вдоль и поперек! Такую дыру никакой плотник не залатает.

– Мы больше не поплыфем, папаша? – спросил Ульрих.

– С такой пробоиной далеко не уплывешь.

– Как же нам найти тругую лодку?

– Я тебе что, прорицатель? Посреди озера нам свободный корабль уж точно не попадется.

– Дело плохо, папаша?

– Похоже на то. Все из-за этой собаки Дэвиса. Если он остался жив и еще попадется на моем пути, уж я его не пощажу, попомни мое слово. Вернемся обратно на палубу. Здесь нам больше делать нечего.

Проклиная весь белый свет, боцман поднялся по трапу и направился на капитанский мостик. За ним неотлучно следовал Ульрих.

Малыш Флокко и Вольф уже обрубили лини и ванты и сбросили в воду упавшую мачту. Избавившись от тяжести мачты, судно слегка выровнялось и тут же накренилось на штирборт. Теперь моряки были хоть как-то защищены от набегающих волн корпусом корабля.

– Закончили? – спросил старый бретонец.

– Мачта уже уплыла, – отозвался Малыш Флокко. – Поначалу ее было прибило к кораблю, и с каждым ударом волны она грозила открыть в нашем боку новую течь.

– Со скал нам уже не сняться.

– Мы так и останемся здесь сидеть, если не построим плот и не доберемся на нем до берега.

– Я и сам об этом подумал, да только как мы спустим его на воду в такую бурю? Придется дожидаться, пока не утихнет шторм.

– А не развалится до тех пор наша посудина?

– Надеюсь, что нет. По крайней мере, отсюда нас не снесет: скала проткнула киль и удерживает корабль на месте.

– Так я и думал, – сказал Малыш Флокко. – Что будем делать, Каменная Башка?

Старый бретонец засунул мозолистые руки в бездонные карманы и задумчиво поглядел на берег, поросший, куда ни посмотри, высоченными соснами, верхушки которых раскачивались на сильном ветру.

– До суши около двух миль, – наконец произнес он, – и, если глаза меня не подводят, впереди просвет между скал. Возможно, это устье какой-то реки. Плот – хорошая мысль, но пока остается лишь ждать, когда озеро успокоится. Ты, Ульрих, поищи бочки с солеными окороками, а Вольф пусть найдет нам запасы галет. Из-за этих канадских псов нам не удалось поужинать, а, как говорится, пустое брюхо к работе глухо. А ты, Малыш Флокко, погляди, есть ли на борту что выпить. Помню, в Монреале Дэвис грузил на борт три-четыре ящика вина.

– Удивительный ты человек, – сказал юный моряк. – Как ты можешь думать о еде в такую минуту?

– Каждую минуту нужно использовать с толком, сынок. Ну-ка, ноги в руки и пошел, пока волны дали нам небольшую передышку! Погоди-ка… Погоди… Я вижу огонь!

– Где? – подавшись вперед, воскликнул Малыш Флокко.

– Я только сейчас его заметил.

– Значит, раньше он не горел?

– Нет.

– Это огонь или чей-то фонарь?

– Уж точно не фонарь! Скорее, свет чьего-то костра, разожженного вон у той расщелины в скалах.

– Что, если краснокожие разбили здесь лагерь?

– Может, у меня и зоркие глаза, но сквозь деревья я не вижу. Знаю лишь, что это костер и разожгли его только сейчас. Раньше никаких отблесков я на побережье не замечал.

– И я тоже, Каменная Башка. А этот я сразу увидал. Ох!..

– Что такое? Зуб сломал?

– Вот уж нет! У меня крепкие зубы, и для зубной боли я слишком молод!

– А что тогда?

– Может, это канадцы разожгли костер, чтобы пообсохнуть? Представляю, в каком виде они вылезли из ледяной воды!

– Гм… – не отрывая глаз от костра, пробурчал бретонец. – Что-то сомневаюсь. Скорее, там стоит хижина какого-нибудь поселенца, одного из тех, что торгуют с дикарями, покупая у них звериные шкуры в обмен на порох, оружие и спиртное.

– А что, разве индейцы с таких скальпы не снимают?

– Уж я бы не стал связываться с краснокожими. Должно быть, эти поселенцы недурно навариваются на индейцах и возвращаются во Францию богачами – если, конечно, им вообще удается вернуться живыми!

– Живыми-то наверняка не многие отсюда уходят!

– Вот и я так считаю. Из всех североамериканских индейцев канадские – самые жестокие, они просто не переносят непропеченных людей!

– Как это – непропеченных?

– Дикари верят, что Великий Дух нас плохо пропек, а негров, наоборот, пережарил.

– Так, значит, они одни удались на славу!

– Именно! Собой они гордятся, а нас, бледнолицых, презирают. Эй, Ульрих! Что там с едой?

– Все котофо, папаша, – откликнулся немец. – Я нашел копченые сартельки и несколько путылок пива.

– Пошли, Малыш Флокко, отведаем угощения, – позвал старый бретонец.

– Как можно есть в такой шторм?

– Подумаешь, шторм! Нам не привыкать к волнам и ветру.

Немцы вытащили на палубу стол и поставили его за тюками и ящиками, заслонившись таким образом от резкого ветра. Злополучный корабль то и дело сотрясался под мощными ударами волн.

На небе теснились тяжелые серые тучи с алой каймой, и казалось, буря прекратится еще не скоро.

Удостоверившись, что парусник пока держится и перевернуться ему не грозит, бретонцы и оба немца с жадностью набросились на окорок и сардельки, щедро запивая их отменным английским пивом, которое в те времена превосходило даже немецкое.

Люди Дэвиса взбунтовались как раз в тот момент, когда моряки собирались сесть за обед, так что с полудня предыдущего дня ни у кого из них и крошки во рту не было.