Генри Хаггард - Приключения Айши

А он все никак не вставал: то ли не хотел, то ли не мог. Айша медленно нагнулась и притронулась губами к его лбу. Потом поманила меня. Я тоже хотел опуститься на колени, но Она не позволила.

– Нет, – сказала Айша своим мелодичным, так хорошо памятным мне голосом, – тебе ли стоять в позе смиренного просителя? В обожателях и поклонниках у меня никогда не было недостатка. Но где я найду себе другого такого друга, как ты, Холли? Приветствую тебя. – И, склонившись, Она коснулась губами и моего лба, только коснулась, чуть-чуть ощутимо.

Ее дыхание было напоено ароматом роз, ароматом роз веяло от прекрасных локонов, стройное тело мерцало, словно жемчуг, голова была увенчана слабым, но хорошо заметным сиянием, ни один ваятель не создал ничего более прекрасного, чем рука, поддерживающая покрывало, ни одна звезда в небе не сияла более чистым и ярким светом, чем ее задумчивые, спокойные глаза.

И все же, даже когда ее губы прикоснулись к моему лбу, я не ощутил ничего, кроме божественной любви, где не было места человеческим страстям. Не без стыда признаюсь, что это не всегда было так, но теперь я старый человек, чуждый плотских соблазнов. К тому же Айша назвала меня своим Хранителем, Защитником, Другом, поклялась, что вместе с ней и Лео я буду обитать там, где умирают все земные страсти. Повторяю: чего же мне еще желать?

Айша взяла Лео за руку и увела его с открытой площадки под каменный навес; оказавшись в тени, Она вздрогнула, как будто ей стало холодно. Помню, что, заметив это, я обрадовался: значит, Она все же земная женщина, хотя и в божественном облике. Жрецы и жрицы простерлись ниц перед ее новообретенным великолепием, но Она жестом велела всем встать и благословила их всех, возлагая руку на голову каждому.

– Мне холодно, – сказала Айша. – Дайте мне мантию. – И Папаве набросила ей на плечи расшитое пурпурными узорами, истинно царское одеяние – такое надевают во время коронации. – Нет, – продолжала Она , – на холодном ветру дрожит не моя прежняя плоть, которую мой господин вернул мне своим поцелуем, – дрожит мой дух, овеянный суровым дыханием Судьбы. О мой любимый, мой любимый, не так легко умиротворяются разгневанные горные Силы, даже если и кажется, будто они смилостивились и простили; и хотя отныне никто не посмеет насмехаться надо мной в твоем присутствии, я не знаю, долго ли нам быть вместе в этом мире, может быть, лишь короткий час. Но пока мы не покинули мир, будем наслаждаться жизнью, осушим до дна кубок радости, как испили чашу горя и позора. Это место мне ненавистно: здесь я перенесла более тяжкие муки, чем любая женщина на земле или призрак в самом глубоком аду. Оно не только мне ненавистно, но порождает недобрые предчувствия. Я хотела бы никогда больше его не видеть.

И вдруг Она с яростным видом повернулась к шаману Симбри, который стоял рядом, скрестив руки на груди.

– О чем ты думаешь, колдун?

– О Прекрасная! – ответил он. – Мои мысли омрачены смутной тенью грядущего. Ведь я обладаю даром, которого лишена ты со всей твоей мудростью, – даром прозрения, и я вижу здесь мертвого человека…

– Еще одно слово, – перебила Айша с гневом, вызванным, видимо, тайным страхом, – и этим мертвецом будешь ты! Не напоминай мне, глупец, что теперь я снова могу освободиться от ненавистных древних врагов, – смотри, как бы я не пустила в ход меч, который ты вкладываешь в мою руку. – Только что такие спокойные и счастливые глаза ее полыхали жгучим огнем.

Старый колдун почувствовал их грозное могущество и попятился назад до самой стены.

– О великая Повелительница! Я приветствую тебя, как и прежде. Да, как и в те далекие времена, о которых ведаем только мы двое, – пробормотал он, запинаясь. – Я ничего не могу добавить: лица мертвого человека я не видел. Знаю только, что скоро тело нового Хана Калуна будет покоиться на краю огненной бездны, как час назад здесь лежал тот, кого поглотило пламя.

– Конечно же, здесь будут лежать еще многие Ханы Калуна, – холодно ответила Айша. – Не бойся, шаман, мой гнев остыл, но впредь будь благоразумнее, мой враг, не предвещай недоброго великим мира сего. Пойдем отсюда.

Все еще поддерживаемая Лео, Она вышла из-под каменного навеса на открытую площадку на самой вершине Знака Жизни. Уже взошедшее солнце ярко золотило склоны Горы, равнины Калуна далеко внизу и отдаленные, тонущие в туманной дымке горные пики. Айша стояла, любуясь величественной панорамой, затем сказала Лео:

– Как красив этот мир! Дарю его тебе – весь целиком.

Тогда только впервые заговорила Атене:

– Уж не хочешь ли ты, Хес, – если ты все еще Хесеа, а не демоница, восставшая из бездны, – предложить мои владения как свадебный дар этому человеку? Если так, говорю тебе: ты еще должна завоевать их.

– Неблагородны твои слова и повадки, – ответила Айша. – Но я прощаю тебя, ибо считаю ниже своего достоинства глумиться над соперницей в час своего торжества. Когда ты была красивее меня, не предлагала ли ты ему эти самые земли? Но скажи, кто из нас сейчас красивее? Смотрите вы все – и судите. – Она встала рядом с Атене и улыбнулась.

Хания была прелестной женщиной. За всю мою жизнь мне не доводилось видеть никого прелестнее, но какой грубой и невзрачной выглядела она близ Айши с ее первозданной, эфирной красотой! Ибо в этой красоте было еще меньше земного, чем в пещерах Кора, – теперь это была красота духа.

Всегда сияющее чело, широко поставленные глаза с их вселяющим безумие взглядом: то полные звездного огня, то той глубокой тьмы, в которой плавают звезды; плавно изгибающиеся губы, застенчивые и в то же время гордые; шелковистые пряди волос, что, ниспадая волнами, как бы жили своей отдельной жизнью, – не столько величие во всем облике, сколько неудержимая тайная сила, которая переполняла ее хрупкое тело и бросалась в глаза даже самым невнимательным; то духовное пламя, о котором говорил Орос, – только теперь уже оно сверкало не в «скудельном сосуде», а в драгоценной, отделанной жемчугами алебастровой вазе, – ничто из всего этого не могло принадлежать земной женщине. Я почувствовал это со страхом. То же самое почувствовала и Атене, ибо она ответила Айше:

– Я только женщина. Кто ты такая – лучше всего знаешь ты сама. Можно ли сравнивать свечу с пламенем вулкана или светлячка со звездой? Как моей бренной красоте соперничать с сиянием, которое ты получила от Владыки ада в награду за свои дары и поклонение? И все же, как женщина, я тебе равна, а как дух, я буду твоей повелительницей, когда, лишенная своей заемной красоты, сгорая от стыда, ты предстанешь перед Высшим Судьей, которого ты предала и оскорбила, – да, ты будешь стоять перед ним, как только что стояла на краю огненной бездны; тебе суждено нескончаемо бродить, оплакивая свою потерянную любовь. Ибо я знаю, врагиня, что человек и дух не могут быть вместе. – И Атене замолчала, задыхаясь от горькой ярости и ревности.