Генри Хаггард - Приключения Айши

– Прости меня, мой гость, – ласково обратилась к нему Айша, – если я причинила тебе боль, свершив свой справедливый суд.

– Простить тебя, дьяволица?! – проревел бедный Лео, ломая руки в ярости и отчаянии. – Простить тебя, убийца?! Клянусь Небом, я убью тебя, если смогу!

– Нет-нет, – продолжала Она все тем же ласковым голосом, – ты не понимаешь… настало время узнать тебе правду. Ты мой возлюбленный, мой Калликрат, мой Прекрасный, мой Сильный! Две тысячи лет, Калликрат, я ждала тебя , и когда ты наконец возвратился, эта женщина – Она показала на труп – встала между мной и тобой , поэтому я вынуждена была устранить ее, Калликрат.

– Проклятая ложь! – вскричал Лео. – Я не Калликрат. Я Лео Винси, а Калликрат был моим далеким предком – так, во всяком случае, я полагаю.

– Значит, ты подтверждаешь: Калликрат был твоим предком. Знай же, что ты возродившийся Калликрат и мой дорогой повелитель.

– Я не Калликрат и, конечно же, не твой повелитель, скорее уж я стану повелителем какой-нибудь демоницы: даже она лучше, чем ты.

– Что ты говоришь, Калликрат, что ты говоришь? Ты не видел меня так долго, что ничего не помнишь обо мне. А ведь я так прекрасна, Калликрат.

– Я ненавижу тебя, убийца, не хочу тебя знать. Не все ли мне равно, прекрасна ты или нет? Повторяю: я ненавижу тебя!

– И все же очень скоро ты будешь ползать у моих колен и клясться в любви, – с милой насмешкой ответила Айша. – Сейчас, пожалуй, самое подходящее время: здесь, перед этой мертвой девушкой, которая тебя любила, мы и проверим, права ли я… Смотри на меня, Калликрат!

Быстрым движением Она стряхнула с себя полупрозрачное покрывало, оставшись в своем платье с низким вырезом и перехваченном золотой змеей; ее лучезарная красота и царственная стать были поистине неотразимы; Она напоминала Венеру, выходящую из морских волн, или Галатею, вытесанную из мрамора, или же прекрасный дух, покидающий свою темницу. Она шагнула вперед и вперила в Лео свои бездонно глубокие, ярко сияющие глаза, и тотчас же его стиснутые кулаки разжались, лицо перестало подрагивать и успокоилось. Изумление сменилось восхищением, он как будто бы был заворожен, и, хотя он продолжал бороться с собой, ее ужасная красота завладевала им все сильнее и сильнее, одурманивая его и лишая всякой воли к сопротивлению. Все это было мне уже знакомо. Я вдвое старше Лео, но испытал то же самое. Ее любящий страстный взгляд предназначался не для меня, и все же я опять был в ее власти. Увы, это так. Вынужден признаться, что в тот миг мое сердце раздирала яростная, безумная ревность. Я готов был наброситься на него, какой стыд! Эта женщина поколебала, едва не опрокинула мои моральные устои, да и кто мог бы противиться ее сверхчеловеческому обаянию? Однако – сам не знаю как – я сумел овладеть собой и стал ожидать кульминации этой трагедии.

– О силы небесные! – выдохнул Лео. – Неужели ты женщина?

– Да, женщина, настоящая женщина и твоя супруга, Калликрат, – ответила Она , протягивая к нему свои округлые, словно выточенные из слоновой кости, руки и сладко – ах как сладко! – улыбаясь.

Он все смотрел и смотрел, медленно приближаясь к ней. И вдруг его взгляд упал на тело бедной Устане, и он, вздрогнув, остановился.

– Как же я могу? – прохрипел он. – Ты убийца – Устане так любила меня.

Заметьте, он уже стал забывать, что и сам ее любил.

– Ничего, – прошептала Она так же тихо, как шелестит ночной ветерок в листве, – ничего. Если я и свершила грех, вся вина – на моей красоте. Если я и свершила грех, то потому, что люблю тебя; да простится и будет забыт этот грех! – Она снова протянула руки и еле слышно произнесла: «Иди ко мне» , – и через несколько секунд все было кончено. Лео изо всех сил боролся с собой, даже пробовал повернуться и бежать, но ее взгляд удерживал его крепче, чем железные оковы, а магические чары ее красоты, сила воли и страсти подчинили себе все его существо, и происходило это перед телом женщины, которая ради любви к нему пожертвовала своей жизнью. Звучит это отвратительно и мерзко, но его вина не столь уж непростительна, хотя ему и не избежать расплаты. Его искусительница была отнюдь не обычной земной женщиной, и ни одна дщерь человеческая не могла бы поспорить с ней красотой.

Когда я вновь поднял глаза, Она покоилась уже в его объятиях, их уста слились в поцелуе – вот так, перед своей мертвой возлюбленной вместо алтаря, Лео поклялся в вечной любви к ее жестокой убийце. Те, кто совершает подобную сделку, расплачиваются своей честью; чтобы уравновесить чаши весов, одна из которых нагружена похотью, им приходится бросать на другую свою душу, поэтому они не могут надеяться на спасение ни в этой, ни в загробной жизни. Что они посеяли, то и пожнут; маки одурманивающей страсти увянут у них в руках, только плевелы достанутся им в изобилии.

С ловкостью змеи Она выскользнула из его объятий и залилась ликующим смехом.

– Говорила же я тебе, что ты будешь ползать у моих колен, о Калликрат! И как быстро сбылось мое предсказанье!

Лео застонал от стыда и боли, ибо, побежденный и повергнутый ниц, он продолжал сознавать всю глубину своего падения. Все лучшее в нем восстало против позорного рабства, в чем я имел случай убедиться позднее.

Айша вновь засмеялась, быстро накинула покрывала и сделала знак немой прислужнице, которая широко раскрытыми глазами наблюдала за всей этой сценой. Девушка вышла и вскоре вернулась в сопровождении двоих мужчин, которым царица, с помощью жестов, изъявила свою волю. Все втроем они схватили бедную Устане за руки и поволокли к двери. Лео молча смотрел на это, но затем закрыл глаза ладонью: моему разгоряченному воображению померещилось, будто мертвая наблюдает за нами.

– Минувшее навсегда ушло, – торжественно возгласила Айша, когда прислужники с Устане исчезли и дверные шторы перестали колыхаться. И вдруг, повинуясь одной из тех удивительных перемен в настроении, которые были так характерны для нее, Она скинула полупрозрачное покрывало и, по древнему поэтическому обычаю обитателей Аравии [61], охваченная ликованием, запела триумфальный пеан, эпиталаму, прекрасную в своей дикости, но с большим трудом поддающуюся переводу на английский язык, – ее следовало бы не записывать для последующего чтения, а петь под музыку кантаты. Песня, которую пела Айша, разделялась на две части – описательную, или эпическую, и чисто лирическую; воспроизвожу ее по памяти.