Леонид Прожогин - «... И места, в которых мы бывали»

— Слава Богу, приехали. А я думал уже, что мое письмо потерялось.

— Ничего не потерялось, плохо только, что у вас тут все лога Танькины. Сколько ж у вас тех Танек было? У каждой, значит, свой лог?

— Да так только говорится. А на то место завтра утром сходим. Там, если правду сказать, и лога никакого нету. Так, низинка и все. Я, когда весной выходил из тайги, вроде блуданул чуть-чуть. Достал компас, посмотрел, а он куда-то непонятно показывает. Я вроде помню, что север там, а по компасу получается, что он на запад переехал. Я и написал в геологоуправление. Сам года три тому назад в разведке работал. Знаю, что сообщать надо о таких делах.

Такая «аномалия» была у меня на Немкиной, а еще раньше на Ангаре, когда я почти заблудился на околице деревни. Поэтому рассказ Иванова меня больше насторожил, чем успокоил. Человек вообще неохотно верит приборам, когда их показания расходятся с его представлениями. «Тому мы тьму примеров знаем». Но проверку заявки никто не отменял, и мое недоверие здесь уже никакой роли играть не могло.

Иван пригласил нас в дом, где вся расцветшая Марья позвала к столу, на котором в тот же миг явилась большая миска щей, заправленных тушенкой, а в придачу известная уже огромная сковорода жареной картошки, мисочки с огурцами, капустой и тугуном. А кроме того, здесь же красовался кувшин медовухи (медовой браги), как мы определили по запаху. Мужа Марья встречала по высшему разряду. Ели по крестьянскому обычаю — все из одной миски отличными новенькими деревянными ложками, ловко разбросанными хозяйкой по едокам.

На крыльце затопали своими тяжеленными сапогами несколько отставшие горняки. Поскольку Гришина команда сидела за столом, я спросил Марию:

— А этих, опоздавших, покормишь?

— Как договорились. Я уж и Ване о нашем условии рассказала. Он одобрил.

Пока суд да дело, я решил выяснить все же, где ж его Танькин лог. Он махнул рукой куда-то на восток.

— Завтра увидите.

— А где твой охотничий участок?

Последовал такой же взмах:

— Да на Посольной мне промхоз выделил. Участок так себе — наполовину старые гари, а теперь, значит, березняки. Целый

день бегаешь, а толку… Даже нормального путика не устроишь. Там кулемка, а через две версты капкан. Одна пустая беготня.

Я знал, что на прямой вопрос ни один охотник не ответит, поэтому зашел, что называется, сбоку:

— Орех нынче на Посольной хороший? Белка есть?

— Орех ничего, только уж сильно кедровка безобразит, почти все спустила. А белки много. И еще проходная откуда-то, с Якутии, что ли, идет.

Поясню смысл этого диалога: раз есть орех, значит, есть и белка, а она — основной корм наиболее ценных пушных хищников — соболя и его двоюродного брата колонка. Не откажутся от нее и норка, и куница. Впрочем, в эту пору соболь еще балуется вегетарианством — не хуже белки лущит кедровые орешки, запасая на зиму жир. То же проделывает и медведь, который не всегда рассчитывает свою массу и прочность кедровых веток, а потому нередко рушится с высоченного дерева, заливая все вокруг продуктами «медвежьей болезни».

Обговорив охотничьи проблемы, мы уступили место за столом припоздавшим горнякам, а сами вышли на крыльцо покурить. На этот раз угощал Иван, вытащивший из кармана пачку всеми курцами ценившегося ленинградского «Беломора» фабрики им. Урицкого. На мой немой вопрос сказал, что это в местном магазине случайно уцелел ящик. Продавщица, родственница Ивана, предложила ему этот «дефицит», и он набрал его на всю зиму, благо продтоварами промхоз снабжает своих охотников в долг под будущую пушнину.

Мы еще спросили, лег ли снег на горах над Посольной. Иван коротко ответил, что по колено, и уже больше недели лежит. Так что там уже зима, да и здесь недолго ее ждать придется. Вышла Мария и позвала нас в избу.

Вечер был повторением вчерашнего, только в играх с Иван Иванычем главная роль принадлежала его отцу, который сначала качал малыша на ноге, потом подбрасывал к потолку, затем демонстрировал успехи сына в ходьбе по полу. Но тут помешала солома, и дальше пошли особо понравившиеся ребенку перебрасывания под общий гогот. На этот раз развлечение было пресечено отцом, хотя и не без требования матери. Малыша настолько забросали, что он даже срыгивать начал, чем сильно напугал Марию и… Гришу.

Но вот Иван Иваныч засопел в своей кроватке; мы втиснулись в свои спальники, Мария прошлепала к столу и обратно, довольно шумно перелезла через супруга. В наступившей кромешной тьме с соломы раздались чьи-то тяжкие вздохи; и опять наступила мертвая тишина. А в ней послышался едва заметный скрип.

Вскоре мы поняли, что скрипит кровать. Звук этот сверлил уши, лез в душу и, главное, становился все громче и все ритмичнее. Через несколько минут к нему примешались женские стоны и шепот. Хозяева наши не утерпели и наверстывали упущенное за время нахождения Ивана на зимовье. Каково было нам, за исключением дяди Стены, совершенно молодым людям, слушать эту симфонию любви, они принять в расчет не пожелали.

Гриша до половины вылез из спальника, обхватил мою голову руками и зашептал:

— Вот идиот, не мог полчаса потерпеть. Ты представляешь, что сейчас ребята чувствуют? Как бы кто-нибудь не пошел ему помогать. Я и сам не прочь включиться в это хорошее занятие.

Я только фыркнул в ответ на эту тираду, хотя, как недавний молодожен, понимал его страдания и думал примерно то же. Положение почти губернаторское, лежать и слушать все это было страшно неловко, но вставать и выходить — еще хуже. Наконец, хозяева наши вроде успокоились. Я толкнул Гришу, а он опять приткнулся к моему уху:

— Не волнуйся, сейчас повторять будут.

И, как в воду смотрел, вскоре все началось сначала. Все же примерно через полтора часа этого эротического аудиошоу мы (во всяком случае я) заснули и спокойно проспали до шести часов, когда Иван, пробравшись к двери, заорал:

— Па-а-адъем, геологи! Зиму вы уже проспали, как медведи. А она пришла. Подумайте, как назад пробираться будете, а то река шугой отрежет, тогда останетесь с нами зимовать.

Мы с Гришей выбежали во двор. Там все было покрыто ровным, примерно пятисантиметровым слоем снега. Небо сияло густой россыпью звезд. Стоял довольно ощутимый морозец, пятнадцатиградусный, как сообщил Гриша, в коробках которого нашелся и точный ртутный термометр.

Иван был прав. И хотя оба были сердиты на него за почти бессонную ночь, мы решили прислушаться к его предупреждению. Гриша послал одного из своих ребят посмотреть на Енисей — нет ли на нем шуги. Вскоре паренек возвратился с сообщением, что шуги пока нет, река несет только «сало», ледяную кашицу, которая серьезным препятствием для переправы не является. Тем не менее было решено уходить сегодня же.