Кейт Мак-Канн - Мадлен. Пропавшая дочь. Исповедь матери, обвиненной в похищении собственного ребенка

В то первое воскресенье в Прайя-да-Луш приехали мои старинные подруги — Мишель и Ники. Обе хотели находиться рядом и, естественно, очень переживали за Мадлен и за меня. Видя, как страдаю я, Мишель так расстроилась, что ей самой понадобилась поддержка. Сочувствие Ники выразилось более практически: она сразу же спросила, что может для нас сделать и потом ни минуты не могла сидеть сложа руки. Наверное, это был ее способ справиться с психологической нагрузкой. Мне было приятно, что они приехали, что можно было их обнять и что они могли меня обнять, когда мне это было необходимо.

Мы так радовались тому, что наши родные и близкие оказались рядом с нами, что не заметили, как их собралось довольно много. Наше внимание на это тактично обратил Алан Пайк, который бдительно наблюдал за нами, нашей семьей и друзьями. У Алана прекрасно получалось замечать и предотвращать возможные проблемы. Зная, что с нами происходит, никто из наших близких не мог оставаться в стороне. Они ехали в Португалию, чтобы поддержать нас и помочь в поисках Мадлен. Но, проделав долгий путь, они, к своему смятению, начинали понимать, что находясь в Прайя-да-Луш, помочь нам у них не больше шансов, чем оставаясь в Великобритании. Они хотели быть с нами, и мы хотели, чтобы они были с нами, но присутствие такого количества дорогих нам людей привело к нежелательным результатам. Алан указал нам на то, что каждый из наших родственников и друзей сам нуждался в помощи, тогда как наши — Джерри и мои — интересы в данный момент были превыше всего. А у нас едва хватало сил, чтобы как-то держаться, а не то что поддерживать остальных. Он подал нам мысль уменьшить нашу группу поддержки. Некоторым лучше вернуться домой, сказал он, где они будут находиться в знакомом окружении, где о них будет кому позаботиться, да и помочь они нам могли больше, находясь там. Он считал, что нам лучше остаться с небольшой, но наиболее дееспособной группой помощников.

Доводы Алана, конечно, звучали очень убедительно, но это означало, что нам придется выбирать, кто останется, а кто должен уехать. Представьте, каково нам было просить уехать людей, которые примчались к нам на помощь! Нашим родителям было тяжелее всего. Джонни в Прайя-да-Луш чувствовал себя, как рыба, вытащенная из воды. Мишель очень мучилась, и дома, в Ливерпуле, ее ждали двое маленьких детей. Поразмыслив, мы решили оставить Триш с Сэнди, Майкла и Ники. Но легко сказать — оставить! Я очень боялась кого-нибудь обидеть.

Однако, когда дошло до дела, выяснилось, что Алан, который общался не только с нами, но и с нашим окружением, уже говорил с ними на эту тему, что значительно упростило нашу задачу. Разговор случился раньше, чем мы ожидали (в воскресенье вечером) и вышел совсем не таким, как мы планировали. Джерри пошел в один из номеров, занимаемых нашей компанией, и там, судя по всему, было сказано нечто такое, что разозлило его и вызвало на разговор, который мы собирались завести в более спокойной обстановке.

Сейчас нам смешно об этом вспоминать, но тогда мы с Джерри не могли смеяться ни над чем. Когда Джерри ошеломил наших родных и друзей такой просьбой, его мама повернулась к моей маме и произнесла: «Что ж, Сью, похоже, молодежь хочет нас, старух, домой спровадить». Еще мы узнали, что после того как Джерри вышел из номера, прозвучали комментарии наподобие: «Старший братец решил выселить всю семейку из дома». Даже в самом отчаянном положении, когда в одном месте собираются уроженцы Глазго и Ливерпуля, можно не сомневаться, что рано или поздно всех потянет на черный юмор. И все же решение было принято, и, как потом оказалось, им остались довольны все.

Когда некоторые из наших родственников начали готовиться к возвращению домой, мы осознали, что помощь и поддержку мы получаем и от местных жителей. Тепло и сострадание португальского сообщества мы в полной мере ощутили во время воскресной мессы, но вскоре сочувствующие появились и среди английских эмигрантов, постоянно живущих в Прайя-да-Луш. Утром 7 мая они организовали осмотр окрестностей поселка. К отряду добровольцев присоединились почти все наши родственники и друзья, которым не терпелось помочь не словом, а делом, пока мы с Джерри общались с Энди Боусом и Алексом Вулфолом.

Остальные родственники, а именно мои папа и мама, мама Джерри и тетя Нора (хотела назвать их «старая гвардия», но лучше не буду) отправились в кафе у пляжа. Этот день показал нам, чем плоха слишком большая компания: если ее действия не координировать с военной точностью, люди не всегда знают, кто что делает, и в результате усилия прикладываются впустую. Однажды наш обед перерос в очередную встречу, и мы с Джерри вдруг поняли, что Шона и Амели некому забрать из клуба. Пришлось нам прерывать общение и идти в Клуб для малышей самим, по дороге обзванивая родственников и знакомых, чтобы найти кого-нибудь, кто мог бы вернуться в номер и покормить близняшек. Как говорится, у семи нянек дитя без глазу.

Когда наша группа поддержки уменьшилась, мы распределили роли между оставшимися: Триш и Ники взяли на себя детей, а Сэнди и Майкл должны были разбираться с почтой и финансами. Триш с Сэнди провели с нами целых три месяца. Не знаю, что бы мы делали без них.

Было решено, что я должна записать телевизионное обращение к похитителю Мадлен, его мы и обсуждали с Энди и Алексом в то утро. Меня беспокоило, как я буду выглядеть на экране, потому что чувствовала, что внутри у меня все словно окаменело и я как будто начала отстраняться от всего, что происходило вокруг. Поскольку выступление мое выглядело совершенно неубедительно, мы с Джерри решили посоветоваться с Аланом Пайком. Он заверил нас, что на данном этапе это вполне естественная реакция. В конце концов, человек не может плакать двадцать четыре часа в сутки. Я была опустошена как физически, так и психологически. Джерри тоже.

Вообще-то вскоре после этого эксперты из британской полиции посоветовали мне стараться сохранять спокойствие и не показывать своих чувств на публике, так что оно, наверное, и к лучшему, что тогда я вошла в ступор. Такой совет был вызван опасением, что мое горе может каким-то невероятным образом подтолкнуть похитителя Мадлен к нежелательным действиям, и он как-нибудь изменит свое поведение. Конечно, мы не могли без ужаса думать о том, чем это чревато для нас. Это означало, что любые проявления чувств и самые естественные поступки могли косвенно поставить под удар Мадлен.

Алекс и Энди решили, что обращение должно быть сделано, но по принципу «центробежности». Это означало, что будет выбрана одна телекомпания (в нашем случае — Би-би-си), которая запишет его и займется распространением ролика по остальным медиаканалам. Мы потом часто прибегали к такой схеме, потому что это не только значительно сокращало время, которое мы в противном случае тратили бы на запись множества обращений и интервью, но и избавляло нас от необходимости выступать перед армией журналистов с камерами и микрофонами. Нам приходилось иметь дело всего с одним репортером и одним оператором, а это было не так страшно. Как бы то ни было, съемки были для меня делом новым и совершенно незнакомым. Я очень волновалась, в основном из-за понимания того, насколько важно, как я донесу свое послание, но еще и потому, что мне было трудно обращаться к объективу камеры как к живому человеку. Мне это казалось неестественным.