Кейт Мак-Канн - Мадлен. Пропавшая дочь. Исповедь матери, обвиненной в похищении собственного ребенка

Теперь нам предстояло встретиться с заместителем министра юстиции, который передал нам отчет о прошедшей два дня назад в Берлине конференции, посвященной проблемам детской безопасности. За обедом я просмотрела этот документ. В нем говорилось о стремительном росте объемов детской порнографии и о том, как Интернет превратил эту омерзительную болезнь нашего общества в индустрию с миллиардными оборотами. Я так и не смогла ничего съесть.

Последняя наша встреча в тот день была с бургомистром Берлина Клаусом Воверайтом. Мы слышали, что это яркий и харизматичный человек, которого в городе любят и считают местной знаменитостью. Если популярность и уважение, которыми он пользовался у жителей Берлина, могли оказаться полезными для Мадлен, мы были только рады постоять рядом с ним перед журналистами и фотографами, когда он обращался к своим соотечественникам с призывом помочь.

После официальной программы перед отъездом в Амстердам у нас был запланирован небольшой отдых. Однако в три часа нам доставили послание британской полиции с требованием немедленно явиться в британское посольство. «Что случилось?» Едва мы произнесли эти слова, последовал ответ: «Простите, мы не знаем».

Голова идет кругом. Слезы. Ее нашли? Она умерла? Однажды мы уже пережили такое и теперь не могли поверить, что это происходит снова. Но как не поверить, если мы уже сидели, взявшись за руки, на заднем сиденье машины, плача, дрожа и молясь. Прошу тебя, Господи, пусть это будут хорошие новости! Умоляю, Господи, пусть с Мадлен будет все хорошо!

В посольстве нас встретили посол Торри и Дэвид Коннолли, представитель ведомства по борьбе с организованной преступностью (ВБОП). Дэвид извинился за то, что заставил нас двадцать минут волноваться, и заверил, что не произошло ничего необычного. Только тогда я смогла снова дышать полной грудью. Оказалось, что в испанскую полицию поступил звонок с аргентинского мобильного телефона от человека, назвавшегося Вальтером, который сказал, что обладает какой-то информацией о Мадлен, но говорить будет только с Джерри и со мной. Посовещавшись с португальскими коллегами, испанские полицейские следователи пришли к выводу, что это может быть важно. Испанские сыщики хотели позвонить Вальтеру и договориться о разговоре с нами.

Дэвид предупредил нас, что это может оказаться мистификацией, но существовала вероятность и того, что этот человек не обманывал. Возможно, это был сам похититель, который хотел потребовать выкуп. Сердце у меня забилось учащенно. Я не позволяла себе надеяться на что-то хорошее, зная, как больно будет падать с небес на землю, если эти надежды не оправдаются. И все же трудно было принуждать себя думать только о плохом.

Дэвид коротко описал Джерри, как будут развиваться события. Мы с Джерри примем звонок в главном берлинском отделении полиции. Джерри проинструктировали, как он должен разговаривать, какие вопросы задавать и как отвечать самому. Пока мы дожидались ответа испанских властей, к нам присоединились два немецких специалиста по переговорам с похитителями. Все члены работавшей с нами команды казались настоящими профессионалами с большим опытом работы, что очень поддерживало нас, пока тянулись мучительно долгие минуты бездействия.

В 5 часов по местному времени испанская полиция позвонила Вальтеру. На звонок никто не ответил. Я думала, что не переживу этого.

Нам предложили три варианта развития событий: мы могли поехать в Великобританию, где были наилучшие условия для проведения таких операций; мы могли остаться в Берлине на тот случай, если власти все же сумеют выйти на связь с Вальтером; мы могли уехать в Амстердам, как и планировали. После некоторых колебаний, мы решили, что это был, скорее всего, фальшивый звонок, и потому нам стоит ехать в Амстердам. Этот случай уже и так причинил нам много боли, и мы не хотели из-за него отказываться от важной поездки. К тому же с нами можно было легко связаться в любой момент.

Дело несколько усложнилось тем, что путешествующие с нами журналисты, которые ждали сообщения о том, когда вылетает наш самолет, уже начали строить догадки о причине задержки. Кларенс едва успевал отвечать на вопросы, пока не раскрывая сути дела, но мы не сомневались, что журналисты скоро разузнают, что произошло. Нам меньше всего было нужно, чтобы вокруг нас раздули очередную громкую и надуманную сенсацию. Если бы звонок Вальтера оказался не ложным — что, конечно же, было маловероятным, — кто знает, как это повлияло бы на переговоры?

Как позже выяснилось, то был первый и последний раз, когда мы слышали о Вальтере. Но это хорошая иллюстрация (если в каких-то иллюстрациях вообще есть необходимость) того, насколько неразумно мы поступили, позволив журналистам сопровождать нас.

Самолет компании «Нетджетс» поднялся в воздух вскоре после 19:30, на несколько часов позже, чем было запланировано. К тому времени я была уже настолько взвинчена, что согласилась выпить джина с тоником, чтобы хоть немного успокоиться. Насколько я помню, тогда я впервые после исчезновения Мадлен выпила что-то крепче чая или кофе. К счастью, это помогло мне расслабиться, пусть и ненадолго.

Когда мы приземлились в аэропорту Схипол, мною овладели уже знакомые ощущения: сжималось горло, жгучие слезы стояли в глазах, было больно в груди. Боже, Боже, как же это пережить? С Амстердамом у нас было связано так много счастливых воспоминаний, ведь мы прожили здесь вместе с Мадлен целый год. Как нам возвращаться сюда без нее? Прости меня, Мадлен! Прости!

Было поздно, и у нас с Джерри уже не осталось сил после пережитого в этот день стресса. Прибыв в Амстердам, мы извинились и отменили запланированное интервью, которое должно было состояться двумя часами ранее.

Невероятно, но продюсеров это разозлило. Я уже научилась мириться с бездушной реакцией людей — за эти годы нам не раз приходилось видеть подобное, в основном так вели себя журналисты-международники. Некоторые люди становятся очень воинственными, когда мы не даем им то, чего они от нас хотят. Один журналист в порыве гнева даже швырнул микрофон на пол. Посмотришь на таких, и складывается впечатление, будто все новости, события и «человеческие истории» существуют единственно ради того, чтобы им было о чем писать, будто мы и вся ситуация с Мадлен — не более чем материал для их эфиров и колонок. Конечно, это очень неприятно, но мы привыкли. Какой смысл бороться с этим? Мы движемся дальше.

В тот вечер мы все же дали короткое интервью в нашем гостиничном номере одной милой женщине по имени Элеанор, журналистке католического еженедельника «Тэблет». Это интервью больше походило на дружескую беседу, и никогда раньше в присутствии журналиста мы не чувствовали себя так свободно и расслабленно. После этого, около десяти часов, к нам пришли несколько наших амстердамских друзей. Когда они стали обнимать меня, мне хотелось, чтобы это продолжалось как можно дольше. Я знала, что как только отступлю на шаг и посмотрю на них, их лица мгновенно напомнят мне о днях, проведенных здесь с Мадлен. Я одновременно испытывала и боль, и радость от встречи с близкими друзьями. Мы никогда не думали, что нам придется свидеться с ними без Мадлен. Эти люди вместе с нами ели праздничный торт на ее первом дне рождения. Это неполное воссоединение казалось мне несообразным, лишенным смысла.