Ведрана Рудан - Ухо, горло, нож. Монолог одной вагины

Да. Мирьяна и Борис держались за руки, их пальцы сплелись. Они не сводили друг с друга глаз. На Корзо продолжали вопить ряженые. Мирьяна понимала, что страус медленно приближается к цели. К какой цели? К паркингу метрах в пятистах от Корзо. Если вы не страус и не едете на машине, участвующей в параде масок, то до паркинга можно дойти за несколько минут. Через новый мост. Он называется мост Героев. Но если вы в колонне, на машине, да к тому же еще и в страусе, дорога до паркинга может занять несколько часов. Элла в тот день навещала больную маму. На визит к маме тоже может уйти несколько часов. Нужно заварить ей чай, прочитать, что написано мелкими буквами на бумажке. Действительно ли этот антибиотик следует принимать каждые два часа по две таблетки, как утверждает больная мама, или же иначе. От мамы вы услышите, что партизаны расстреливали своих же товарищей, если те украдут горсть черешни, а эти, нынешние… Маме неудобны зубные протезы, и верхний и нижний, теперь они совсем не те, что делали раньше, умерла тетя Славка, какая тетя Славка, та, которая присматривала за тобой, умерла и Мица, какая Мица, ну та, из нашего магазина… Нужно посмотреть «Вести». И фотографии из маминой молодости. Приходится смотреть и фотографии из своего детства. С собакой, с котом, с покойным отцом покойного отца, потом настроить спутниковую антенну, посмотреть отекшие пальцы на маминых ногах, помассировать ей тонкую шею, найти таблетки вольтарена, на ночь, разломить таблетку ирумеда в десять миллиграмм на две половинки по пять… На все это нужно время. Так что у Мирьяны и Бориса было много, много времени. И все же люди, которые годами ждали осуществления своей мечты, всегда бывают нетерпеливы. И им не хочется терять драгоценные минуты, дуя на заледеневшие пальцы и сжимая их в своих ладонях. Они встали из-за столика. Почему я так спешу? Почему хочу поскорее перейти к сексу? Я знаю, у вас дома тоже есть и ирумед, и вольтарен. И мазь, и таблетки. И мама у вас тоже есть. ОК. Они встали из-за столика. Борис повел Мирьяну к своему стоядину… Кто над вами издевается?! Вы что, забыли стоодинов?! Вы не помните своих стоодинов?! Я уверена, что иногда вы их вспоминаете. Хотя бы раз в месяц, когда выплачиваете по двести пятьдесят евро по кредиту, взятому на покупку вашего нынешнего металлолома. Так вам и надо! Короче, Борис повел Мирьяну к своему стоядину! Да! Он запарковал его в монастырском саду. Как это он нашел место в такой толчее? Что вы за гады такие недоверчивые! А вот так и нашел, нашел, потому что хорошо знал город, а еще потому, что до войны у попов не было такого транспортного парка, как сейчас. Сегодня у каждой монашки в распоряжении джип, ауди для поездок в Триест и смарт, чтобы передвигаться по городу. Тогда было не так. Довольны? Сейчас в этом саду не запаркуешься. Места нет. Ворота открываются прямо с алтаря, пультом. По ограде пропущен ток. Сигнализация. Сейчас другое дело, сейчас все стало хреново. Да, я же должна вам рассказать, что произошло в том автомобиле. Но меня там не было. Это, конечно, всегда создает трудности. Трудно говорить о чем-то с чужих слов. Скорее всего, в машине Мирьяна сняла туфли, колготки и трусики, а еще до этого пальто и жакет и расстегнула блузку и бюстгальтер. Скорее всего. Вероятно. А Борис расстегнул ширинку. «Ширинка» — это мощное слово! Звучит гораздо лучше, чем «шлиц». «Шлиц» звучит уж очень как-то резко, остро, вроде опасной бритвы. А бритва и член… Плохое сочетание. Мирьяна сказала Борису:

— Вылижи меня.

Борис вылизал. Как? В каком смысле — как? Наверное, нормально. Так, как обычно и лижут. Ничего эксклюзивного в его вылизывании не было. В стоядине, рядом с монастырем, при температуре минус семь?! Мирьяна, вероятно, кончила и, судя по словам Бориса, сказала:

— Об этом я мечтала многие годы.

Видите? Это то, о чем я вам и говорила. Человека буквально пожирают неосуществленные мечты. Тогда Борис сказал Мирьяне: «Отсоси мне». Или просто: «Отсоси». Или вообще ничего не сказал. Замужней женщине на другом конце члена говорить ничего и не нужно. Достаточно просто мотнуть головой. Замужние женщины это нормальные женщины. Мирьяна сделала отсос. Дальше можно сократить. Она натянула трусики, колготки, надела туфли, застегнула лифчик, блузку, может быть, поправила боди. Борис застегнул брюки и вытер рот рукавом футболки. Они вышли из машины и рядом со стоядином поцеловались со вкусом спермы и пизды. Мирьяна не спеша отправилась к паркингу ждать страуса. Борис пошел домой и стал ждать Эллу. И ждал ее, и ждал, и ждал. Но с больными мамами никогда ничего нельзя планировать. Элла осталась ночевать у мамы.

Почему Мирьяна через три недели или через три месяца позвонила Элле? Почему она все рассказала мужу? Почему позвонила Борису и сказала ему, что позвонила Элле и что все рассказала Виктору? Почему? Ответа на этот вопрос мы не узнаем никогда. Элла от этой новости просто охуела. «Мне казалось, — сказала мне Элла, — что я смотрю немой фильм. Только картинка. Без звука». Так она мне сказала. Я ее слушала в пол-уха. У нас имеется только один факт. Борис вылизал Мирьяну. Все остальное просто боль и слезы. При чем здесь «немой фильм», при чем «только картинка»? Глупости все это.

«Тонка, — говорила мне Элла, — я смотрю кадр за кадром. Один кадр — мой Борис дыханием согревает пальцы Мирьяны, следующий кадр…»

Элла вышивала скатерть из пагских кружев [23] Народный промысел хорватского острова Паг. . Для стола на двенадцать персон. Представляете себе, что это за труд? Адский! Работы на сто лет. Я имею в виду — вышивать по кружеву. И тогда я отключила слух. И включила его, когда Элла начала плакать, а люди стали на нас смотреть. Мы были в кофейне «Старый город», там, рядом с церквушкой. Крупная псина, здоровенный дог, длиной от кончика носа до кончика хвоста примерно метр семьдесят три, облизывал сахарницы, которые стояли на столах. Он переходил от столика к столику и вытягивал длинный, длинный, длинный темно-красный язык в сторону сахарницы. Оближет и идет дальше, к следующему столу. «Смотри», — сказала я Элле, и мы рассмеялись.

Я смотрю на седого типа на экране. Он рассказывает о последних мгновениях жизни господина Крлежи [24] Мирослав Крлежа (1893–1981) — хорватский поэт, прозаик, драматург, эссеист. . «Он дергал руками и ногами, знаете, так как-то очень по-крлежиански, словно от чего-то защищаясь. Удивительно, очень удивительно» А что тут удивительного. Люди не знают, а пердят на всю округу с умным видом. Я вам рассказывала, как умерла моя бабуля? Сейчас расскажу, а потом вы и про Крлежу поймете. Почему Крлежа действует вам на нервы? Онанисты! Я же не собираюсь анализировать художественные особенности образа Филиппа Латиновича [25] Герой романа М. Крлежи «Возвращение Филиппа Латиновича». , я просто хочу рассказать, как умерла моя бабуля. Родом она была из Лики. Когда она переехала в Опатию, сто лет назад, ее называли Хорватка, потому что в Опатии ее воспринимали как иностранку. И у меня, и у моей старухи остались о ней самые классные воспоминания, потому что она отправилась на тот свет без больших проблем. Если у вас в семье есть старики, то вы поймете, о чем я говорю. Ваша мама носит памперсы? Шит! Но что поделаешь, такова жизнь. Приходится снимать со стариков засранные памперсы. Кто-нибудь, у кого дома нет стариков, может подумать, что менять памперсы старику и грудному младенцу один хрен. А это небо и земля. Дерьмо в начале жизни и дерьмо в конце жизни воняет по-разному. Памперсы, снятые со стариков, вызывают депрессию. Человек начинает задавать себе разные вопросы. Поэтому бабуля осталась у нас в прекрасных воспоминаниях. Она не срала в кровать. По крайней мере, дома. Мы ее устроили в больницу. Нет, устроить в больницу вашу маму я не могу. Бабулю мы устроили в больницу по мощному блату. Когда я сегодня это анализирую, мне сдается, что моя старуха в те времена была не последним человеком в городе. Тогда мало кто мог отправить старика умирать в больницу. Бабуля в больнице все время плакала. «Заберите меня домой. Заберите меня домой». Ей делали капельницу. То, что должно было попадать в вену, в вену не попадало, а попадало куда-то рядом. При каждом уколе иглы появлялась небольшая фиолетовая припухлость. Однажды я нашла бабулю в другой палате. Очень тесной. Она лежала в окровавленной рубашке, вырванная из руки игла болталась в воздухе, бабуля дергала руками и ногами. «Очень по-крлежиански». Как будто лежа едет на велосипеде. И хрипела: «Гррррррр… Хррррррр…» Или как-то вроде этого. Внутри у нее все клокотало. «Сестрааа!..» — заорала я. Сестра пришла. Те сестры, которые из кинофильмов, они похлопывают родственников по спине, шепчут ласковые слова в их опечаленные уши, а старики или молодые в кинофильмах едут на своих велосипедах за закрытыми дверями палат. Сестра мне сказала: «Это нормально». Я закричала. Но если вы находитесь не в кинофильме, то сестре ваши крики похуй. Она ушла. Я хватала бабулю то за ноги, то за руки, потом опять за ноги… ОК. Не буду останавливаться на деталях. Бабуля умерла. И я не стала бы вам об этом рассказывать, если бы этот старый пердун на экране не молол чушь про последние мгновения жизни господина Крлежи. И не твердил, как все это было удивительно, очень удивительно и очень по-крлежиански. Терпеть не могу свидетелей последних мгновений, которые не знают, что в предсмертной езде на велосипеде нет ничего удивительного. Это нормально. Моя бабуля дергалась, Крлежа дергался. И вы будете дергаться… И я буду дергаться… Да! Что это я завелась на пустом месте. Нервы у меня… Вы правы. Тонкие как паутина.