Алексей Голуб - Перстень Матильды

Приказ был размножен и распространен.

Но на следующий день командующий так называемым отдельным русским корпусом не появился в своем штабе, расквартированном в особняке на улице Натальи. В то время когда персонал штаба ломал голову над тем, куда мог исчезнуть генерал, шеф белградского гестапо вел со Скородумовым душеспасительную беседу.

— Так что же, господин генерал, вы не признаете власти рейха? — журил протезного инвалида оберштурмбаннфюрер Краус. — Так, может быть, вы замаскировавшийся русский партизан?

— Да что вы, бог с вами! — крестился Скородумов. — Мы же верой и правдой хотим послужить его величеству фюреру!

— Если ваши услуги понадобятся, вас позовут! — строго сказал Краус. — А пока сидите и ждите!

Гестапо определило и место, где Скородумову надлежало сидеть. Правда, сидеть и ждать в каталажке пришлось не особенно долго. Против немецких оккупантов в Сербии росло и ширилось партизанское движение. Вскоре народные мстители оказались вблизи Белграда, за горой Авалой, откуда то и дело доносились пулеметные очереди и ружейная стрельба. Для того чтобы удержать город в своих руках, гитлеровцы должны были отозвать регулярные части с фронта. Но с фронта никого отзывать было нельзя. На фронте и без того было туго…

И тут немецкое командование вспомнило о принадлежащей Скородумову идее создания белогвардейских воинских формирований. Скородумова немедленно выпустили из каталажки. Но командовать так называемым русским корпусом ему не суждено было. Во главе соединения был поставлен срочно произведенный в генерал-майоры немец русского происхождения фон Штейфон.

Так Скородумов, желая угодить гитлеровцам и пригласив себе в помощники немца, подложил самому себе свинью.

— А вы, — сказал Скородумову шеф гестапо оберштурмбаннфюрер Краус, — если хотите доказать верность Германии, можете начать службу рядовым!

Формирование русского корпуса закончил немец. Митрополит Анастасий (Братановский), присоединившийся к белогвардейскому воинству еще в 1919 году, размахивая кадилом, окропил добровольцев святой водой.

— За веру, царя и отечество! — иерихонской трубой прозвучал бас сопровождавшего митрополита протопресвитера Граббе.

— Аминь! За фюрера! — негромко поправил митрополит.

— Тогда, ваше святейшество, не аминь, а хайль! — вежливо заметил протопресвитер Граббе, который тоже был немцем русского происхождения.

Митрополит обиженно поджал губы.

— Во имя отца и сына и святого духа, — продолжил он молебствие, — да сохранит вас госпо-одь!.. И ныне и присно во веки веко-ов!.. Аминь!.. Ха-а-айль!

— Хайль! — громыхнул Граббе.

— Хайль! — пронеслось над шеренгами гитлеровско-белогвардейского воинства, собравшегося в поход против своего отечества.

…При сложившейся ситуации Владимира, продолжавшего квартировать в своей трехкомнатной империи, волновало уже не мифическое лондонское наследство, а судьба московского престола. Если его царственное намерение будет осуществлено, то вопрос о всех капиталах, размещенных в зарубежных банках, разрешится сам по себе. Что же касается двух авантюристок — Анны Андерсон и фон Мекленбург, то Владимир позаботится, чтобы им отвели самые глухие кельи в Соловецком монастыре.

Именно по этим соображениям Владимир не только не возражал против сотрудничества его верноподданных с немецким вермахтом, но и сам был готов установить тесный контакт с гитлеровским командованием.

Но «третий рейх» к прозрачным намекам Владимира отнесся без должного понимания. Судя по всему, немецкое командование не особенно стремилось к такому союзу. Оно, по-видимому, считало, что императорские армии и флот, состоящие из двух генералов в Европе, полковника и капитана в Австралии, не смогут оказать существенного влияния на исход войны. Правда, этих отставной козы барабанщиков можно было использовать для боевых действий на кухне, вооружив их ножами для чистки картофеля. Что же касается Владимира, то он из-за своей высокородной спеси не годился и для этого. Тем более что в качестве вознаграждения за услуги русский царь желал получить не солдатский котелок с кашей, а старомодный московский трон.

Несговорчивость Берлина объяснялась еще и тем, что на должность русского императора он прочил свою кандидатуру — короля без королевства, принца Луиса Фердинанда Прусского. Владимир узнал об этом чисто случайно от своей сестры Киры, когда она явилась к нему, чтобы одолжить в путешествие фамильный кожаный чемодан. Кира незадолго до того ухитрилась вступить в брак с немецким кандидатом на русский престол и теперь вместе со своим Фердинандом собиралась в Москву.

Взаимоотношения между братом и сестрой были испорчены.

К счастью, ссора длилась недолго. Кире с ее немецким супругом с полдороги пришлось возвращаться обратно. С завидной прытью бежал на запад русский корпус немецкого генерала фон Штейфона.

Но победителем в этой гонке вышел все тот же одноногий генерал Скородумов.

Набрав рекордную скорость, он уже не смог остановиться в Европе и финишировал за океаном, в Соединенных Штатах Америки, где нашел себе пристанище в одной из богаделен Лос-Анджелеса.

Так все иллюзии рассеялись как дым. На смену розовым мечтам пришла реальная действительность. Фамильный чемодан Романовых занял свое место под кроватью в меблированной империи.

Но победителем в этой гонке вышел все тот же одноногий генерал Скородумов.

Перед Владимиром вставала все та же финансовая проблема. Ибо, едва успела пронестись военная буря, как не подававшие о себе все эти годы никаких известий две старушки вновь запустили судебную машину.

В придворном вестнике «Знамя России» публиковались знакомые объявления, призывающие верноподданных жертвовать в казну великого князя.

И вот однажды, когда Владимир был занят привычными заботами о хлебе насущном, начальник походной канцелярии ротмистр Вуич доложил:

— Багратиони-Мухранский! Царь Карталинский, Имеретинский, Мингрельский, Абхазский и всех грузин!

С тех пор как Владимир поселился в квартире офицерской вдовы, у него не было ни одной встречи на высоком уровне. И вдруг сам грузинский царь! Не означало ли это, что окружающий русского царя политический вакуум начинал заполняться?!

Ираклий Багратиони-Мухранский подвизался на Западе в качестве отпрыска грузинского царственного рода. Он выдавал себя за прямого потомка Ираклия II, Давида-Стройтеля, царицы Тамары и, опираясь на этих трех китов династии Багратидов, претендовал на роль грузинского царя. В том же немецком обозе, в котором Кира Романова со своим Фердинандом путешествовала в Москву и обратно, он двигался в Тбилиси. С тех пор Ираклий не тешил себя надеждами на грузинский трон, хотя царственный титул продолжал носить.