Сирил Массаротто - Маленькая ложь Бога

— И это все? Конец?

— Да.

— И ты думаешь, что этого достаточно, чтобы изменить жизнь наркомана? Что благодаря любви, которую дал ему этот мальчуган в тот самый момент, когда он в ней нуждался, мир станет пусть на самую чуточку, но лучше?

— Мы узнаем это однажды.

— То есть?

— Чтобы узнать, надо дождаться возвращения Сферы. Тогда мы увидим, изменилось ли что-то.

— Хорошо, а когда это будет?

— Довольно скоро, обещаю тебе.

— Идет!

— Ну что, возвращаемся?

— Поехали!

Я встаю на ноги, и мы отходим от реки. И опять у меня возникает странное чувство, как всегда, когда я возвращаюсь в сад — в этот покой, в эту абсолютную тишину. Все же мне нравится возбуждение нижнего мира. Шум жизни.

— Я очень рад твоему решению, правда.

— Меня оно самого удивило… В сущности, ты, наверно, прав: когда в тебе есть сострадание, ты уже не борец!

— Сейчас и ты порадуешься: у меня для тебя хорошая новость.

— Да?

— Теперь, когда ты воспользовался Второй Властью, я смогу рассказать тебе все о Третьей!

— Наконец-то! Последняя тайна! Чувствую, что это будет что-то грандиозное…

— Думаю, тебе понравится, да… Так что до завтра! Завтра — день откровений.

— Почему завтра?

— Если я скажу «потому что», тебя устроит такой ответ?

— Нет, конечно!

— Вот я и говорю: «До завтра»!

Он щелкает пальцами и исчезает. Но я едва успеваю недовольно покачать головой, как он снова появляется прямо передо мной:

— Кстати, я сказал тебе, что был ужасно рад с тобой увидеться?

— Думаю, да. И я тоже, это для меня всегда такая радость, ты и представить не можешь! Ну, ладно, иди занимайся своими божьими штучками… И до завтра — до откровений!

Ох уж мне этот Бог… Какое счастье, что он есть у меня! Я могу сколько угодно кипятиться, выходить из себя, все равно я ужасно люблю быть с ним. Впрочем, ему не только нравится злить меня — а я и рад злиться, — я еще подозреваю, что он специально провоцирует наши нечастые настоящие размолвки, чтобы я мог побыть наедине с собой, не обращаясь постоянно к нему. Еще на земле мы как-то не виделись несколько месяцев, это было после смерти Алисы, и мне понадобилось пройти длинный внутренний путь, прежде чем я понял и он вернулся ко мне… И тут он целый месяц дурил мне голову, хотя мы не так уж сильно и поругались; без всякого сомнения, он знал, что, останься он по-прежнему рядом со мной, я бы точно уперся с этой второй властью, вот он и предпочел оставить меня одного…

В любом случае я страшно счастлив, что он — мой лучший друг! Даже здесь он старается быть рядом, выказывает свою любовь, с ним я не рискую помереть со скуки — что ввиду моего нынешнего состояния было бы двойным наказанием.

Нет, но… Не может быть!

Это ведь он там, Бог! Стоит и разговаривает с какой-то молодой женщиной! Вот почему он так спешил со мной распрощаться! А я-то думал, что, кроме меня, у него нет друзей! Ну, я ему еще покажу! Если он думает, что…

Однако это странно.

Женщина протягивает ему руку. Кажется, она плачет. Да, плачет, и сильно. Бог говорит ей что-то, но его слов мне не слышно. Думаю, он задает ей какой-то вопрос, потому что она кивает: «Да». Бог делает движение в ее сторону, приближает свою широкую ладонь к хрупкой руке женщины. Они касаются друг друга. Странно: я-то думал, что один прикасался к нему, да и то раз за тридцать лет, — в тот день, когда он плакал у меня на плече, изнемогая от людских страданий. Не могу сказать, что я ревную, что он берет эту женщину за руку, но все же.

Вокруг их сомкнутых рук медленно образуется белое свечение. Но это не сфера.

Это что-то другое.

Свечение поднимается по руке женщины, заливает ее лицо, спускается по торсу и наконец охватывает все тело. Вот она уже вся светится, нет, вернее сказать, она сама превращается в свет. Она раскидывает руки в стороны, поднимает голову к небу, а затем свет вдруг словно взрывается внутри нее и миллионом светляков рассеивается в пространстве.

Ослепленный этой вспышкой, я на миг закрываю глаза; когда же я их открываю вновь, я вижу Бога, он стоит один, протянув руку в пустоту.

Женщины-светоча больше нет.

Мне незачем звать Бога, чтобы узнать, что тут только что произошло: думаю, я только что впервые увидел ее воочию.

Смерть.

На моих глазах женщина ушла — покинула Сад. Теперь я знаю, что ждет нас в конце нашего существования: я увидел настоящую смерть, и смерть есть свет.

Выглядит это совсем не больно.

И конечно же, разрешение на уход мы получаем от Бога. К нему обращаем мы наши последние слова. Логично. Не знаю, когда это произойдет со мной, но я рад, что все кончается именно так. Наверно, это не так страшно — отправиться в последний путь, держа за руку того, кто тебя любит…

Вчера Бог сказал мне: «До завтра — до откровений!» А «завтра» — это уже сегодня.

Если бы я был в состоянии спать, я бы сказал, что из-за этой его фразы ночью не сомкнул глаз; это дало бы мне хороший повод пожаловаться, поныть, что, в свою очередь, является неплохим козырем, позволяющим мне иногда поторговаться.

На циферблате Биг-Бена уже девять часов, а Бог все еще не удосужился появиться. Мне пора бы уже привыкнуть за столько лет, но меня это все равно несколько нервирует… Тем более что я чуть ли не с шести утра в полной боевой готовности.

— Эй, Бог! Ты идешь?

Никакого ответа. Нет, это ожидание просто невыносимо! Я не нахожу себе места. Уже сходил на минутку к реке, только что — рассвет в Гималаях, хоть я и видел это уже не раз, ну да ладно, это всегда впечатляет, — но возвращаться туда снова у меня нет никакого желания. Ладно, решаю я, подожду Бога еще полчасика: кто знает, может, он сейчас как раз занят чем-нибудь основополагающим в масштабах всего человечества.

Проходит две минуты, и я снова зову его:

— Бог! Уже давно завтра, слышишь? Давай немедленно сюда!

— Как с тобой трудно…

— Не очень-то ты торопишься!

— Ну, давай, поплачься, пожалуйся, раз уж начал!

— Нет, но ты и меня пойми! Третья Власть — это же колоссально!

— Да, правда, это — колоссально.

— Ну, так давай, я замолкаю, а ты рассказывай, я весь внимание!

— Отлично. Чтобы я мог все объяснить правильно, нам надо еще раз пойти к Реке. Там все и происходит.

— Так пойдем же скорее! Я хочу знать!

— Подожди, давай телепортируемся, а то мне лень идти пешком.

— Ты смеешься?

— А что такое?

— Ну, это: «лень идти пешком»! Хочешь меня рассмешить, да?

— Да нет, это правда!

— Тогда браво! Брависсимо! Ну ты и артист! Снимаю шляпу! Богу лень пройти ногами пятьсот метров! Такого я еще не слышал! Просто класс!

— Но это просто, чтобы не…

— Погоди, погоди, я тебе все же поапплодирую! Браво! Браво!