О. Генри - Рождественский подарок Дика Свиста

Тем не менее, проходя по старому французскому рынку, Дик Свист чувствовал себя несколько не в своей тарелке. Безопасности ради он все еще являл миру образ добропорядочного мастерового, спешащего на работу. Но хозяин ларька, провести которого было трудно, окликнул его так, как обычно называли разновидность этой породы, и «Джек», застигнутый врасплох, остановился и обернулся. Торговец, размякший от сознания собственной проницательности, дал ему колбасы и полбуханки хлеба, так что проблема завтрака была для него решена.

Когда улицы, в силу особенностей рельефа, стали уводить в сторону от реки, изгнанник взобрался на дамбу и пошел верхом, по утоптанной тропинке. Жители предместий оглядывали его с холодной подозрительностью. В этом сказывался суровый дух бессердечного муниципального эдикта. Дик с сожалением вспоминал о — чувстве уединения и безопасности, которое всегда охватывало его в многолюдстве больших городов.

Пройдя около шести миль, он очутился в Шальметте, и здесь перед ним замаячила угроза в виде большого и непонятного строительства. Возводился новый порт и строился док. Лопаты, тачки, кирки тянулись к нему со всех сторон, как ядовитые змеи. Важный десятник устремился к нему, оглядывая его мускулы опытным взглядом вербовщика рекрутов. Вокруг него копошились люди с черной и коричневой кожей.

Дик в страхе бежал.

К полудню он достиг царства плантаций. Обширные, безмолвные, унылые поля тянулись по берегам могучей реки. Поля сахарного тростника не имели ни конца ни края, и границы их терялись у горизонта. Сезон резки тростника был в разгаре, и резчики трудились не разгибая спины. За ними следом двигались повозки, мрачно скрипя. Погонщики-негры понукали мулов добродушной и звучной руганью. Темно-зеленые рощи в синеватой дали указывали место, где располагались усадьбы плантаторов. Высокие трубы сахарных заводов видны были за много миль, точно маяки в море.

Непогрешимый нюх Дика Свиста вдруг уловил запах жареной рыбы. Точно пойнтер, учуявший перепела, он устремился вниз по склону дамбы и сразу же наткнулся на палатку легковерного старого рыболова, которого он расположил к себе песнями и побасенками, в результате чего пообедал, как настоящий адмирал. Затем, как истый философ, он скоротал три самых тягостных часа дня во сне под деревьями.

Когда, проснувшись, он продолжил свой «исход», в расслабляющую дневную жару начала проникать искорка холода, и как только эта предвестница морозной ночи дошла до сознания сэра Перегрина [4] Сэр Перегрин (Пилигрим) — французский ученый 13 в., известный своими неоднократными паломничествами в Палестину. , он ускорил шаг и начал подумывать о приюте на ночь. Теперь он шел по дороге, тянувшейся у основания дамбы и следовавшей за всеми ее изгибами. Куда она вела, он не знал. Кусты и густая трава подступали к самой колесной колее, и из зарослей, злобно и пронзительно звеня, роем вылетала мошкара, этот бич низких и топких местностей. По мере приближения вечера воздух становился все холоднее, а гудение москитов — все раздраженнее и назойливее, заглушая все другие звуки. Справа на горизонте Дик видел движущийся зеленый луч света, а вместе с ним, точно на экране волшебного фонаря, двигались мачты и трубы приближающегося большого парохода. Слева от дороги тянулись таинственные болота, откуда неслись странные гортанные крики и приглушенное карканье. Бродяга начал насвистывать веселую мелодию, чтобы нейтрализовать эти пугающие воздействия, и, наверное, никогда прежде, с тех пор как сам Пан наигрывал на свирели [5] По античному преданию, Пан, бог пастухов и земледельцев, сын бога Гермеса, смастерил пастушью свирель, издававшую необыкновенно мелодичные звуки, и столь искусно играл на ней, что дерзнул соперничать с самим покровителем муз Аполлоном. , такие звуки не оглашали эти пустынные, мрачные места.

Отдаленное цоканье за спиной Дика вскоре перешло в резвый перестук лошадиных копыт, и он отступил в росистую траву, чтобы освободить дорогу. Обернувшись, он увидел приближающийся щеголеватый экипаж, запряженный парой отличных серых лошадок. Переднее сиденье занимал плотный седоусый человек; все внимание его было поглощено вожжами, которые он натягивал в руках. За его спиной сидела величавая женщина, средних лет и прехорошенькая девчушка, находящаяся на самом пороге юности. Полость, покрывавшая колени мужчины, чуть сползла, и под ногами у него Дик заметил два объемистых холщовых мешка. Такие мешки Дик не раз видел во время своих скитаний по городам. Тщательно охраняя, их возили от почтовых вагонов к дверям банков, а иногда наоборот. Вся остальная часть пролетки была завалена свертками различной формы и величины.

Когда пролетка поравнялась с отступившим в сторону бродягой, девчушка с сияющими глазами, побуждаемая каким-то шаловливым импульсом, перегнулась к Дику с веселой приветливой улыбкой и звонким протяжным голоском прокричала: «Веселого ро-жде-ства!»

Такие вещи не часто случались с Диком Свистом, и он в первую минуту растерялся, не зная, как в этих случаях следует отвечать. Но поскольку времени на размышления не было, он положился на свой инстинкт и, сорвав с головы потрепанный котелок, быстро взмахнул им, затем плавным движением прижал его к груди и громко, но церемонно выкрикнул вслед несущейся пролетке:

— Ух ты!

Когда девочка перегнулась с пролетки, один из свертков развернулся, и что-то мягкое и черное выпало из него на дорогу. Бродяга наклонился и поднял новый шелковый чулок черного цвета — тонкий, изящный, длинный. Шелк скрипел под пальцами, но был нежным и мягким на ощупь.

— Ах ты, паршивка маленькая! — сказал Дик Свист, и широкая ухмылка показалась на его веснушчатом лице.

— Видали? «Веселого рождества»! И пропела так звонко, ну словно тебе часы с кукушкой! А шикарная публика, провалиться мне на месте. Старикан-то запихал под ходули мешки с деньгой, ровно сушеные яблоки. А малявочка чулок выронила. Видно, для Санта Клауса приготовила. Ах ты, паршивка маленькая! Видали? Все равно что сказала: «Хэлло, Джек, как дела?» И бойкая — ни дать ни взять барышня с Пятой авеню!

Дик Свист аккуратно свернул чулок и сунул его в карман.

Лишь спустя два часа он набрел на признаки жилья. За поворотом дороги показались строения большой плантации. Он без труда узнал резиденцию плантатора в большом квадратном доме с двумя крыльями, с множеством огромных ярко освещенных окон и широкими верандами, идущими по всей его длине. Дом стоял на аккуратной лужайке, слабо озаряемой светом, льющимся через окна от ламп. Он был окружен живописной рощей. Аллея и ограда были обсажены кустарником на старинный манер. Жилища батраков и фабричные строения находились поодаль. Теперь по обе стороны дороги тянулась ограда. Дик Свист внезапно остановился и потянул носом воздух.