Роланъ Доржелесъ - Деревянные кресты

— Но если тутъ есть вернувшіеся съ фронта, они должны понять, какая рана у меня, — обратился Сюльфаръ къ господину, выбиравшему сигары.

Покупатель сдѣлалъ неопредѣленное движеніе головою, отвернулся и сталъ глубоко затягиваться, разжигая сигару. Сидѣвшіе рядомъ за столиками уткнулись въ свои стаканы, а гарсонъ, чтобы ничего не слышать, раскрылъ газету. Сюльфаръ посмотрѣлъ на всѣхъ, понялъ и, уже успокоившись, пожалъ плечами.

— Хорошо, — сказалъ онъ, бросая на прилавокъ полтора франка. — Получите в дайте мнѣ коробку англійскихъ папиросъ, я уже давно курю только простой табакъ.

Днемъ послѣ долгихъ колебаній, пройдя нѣсколько разъ взадъ и впередъ передъ дверью дома, гдѣ жили родители Демаши, не рѣшаясь войти, онъ, наконецъ, навѣстилъ ихъ. При видѣ скорби матери, сердце его сжималось, онъ чувствовалъ себя смущеннымъ, опасался, что ведетъ себя не такъ, какъ нужно, слишкомъ громко говоритъ. Когда онъ уходилъ, мать Демаши поцѣловала его, и Сюльфаръ, чувствуя, что слезы готовы брызнуть у него изъ глазъ, поспѣшно вышелъ. Только консьержка видѣла, какъ онъ плакалъ.

— Жильберъ былъ мой товарищъ, — сказалъ онъ ей, — славный парень.

Онъ отправился въ Левалуа и пошелъ съ пріятелями въ кафэ, и тамъ въ теплой атмосферѣ дыма, дружескихъ голосовъ, среди чоканья стакановъ, онъ почувствовалъ, что горе его разсѣивается.

Мягко развалившись на кожаной скамейкѣ, онъ пилъ маленькими глотками вино, слѣдя за легкими клубами синяго дыма. Посѣтители говорили о войнѣ, держа передъ собой вечернія газеты, и это раздражало его.

Арміи теперь подвигались ежедневно километровъ на десять, тогда какъ въ его время приходилось недѣлями выбиваться изъ силъ, чтобы вырвать нѣсколько сотъ метровъ, и то усѣявъ ихъ сплошь трупами. Когда онъ называлъ мѣста сраженій, трагическія названія, которыя считались безсмертными, оказывалось, что ихъ не знали — эгоистичный тылъ забылъ ихъ. И имъ овладѣвало нѣчто вродѣ ревности и зависти.

Однако, въ этотъ вечеръ онъ чувствовалъ себя счастливымъ. Слова доходили до него какъ бы сквозь туманъ и казались ненужной болтовней.

— Остается только ждать, — ораторствовалъ хозяинъ, орудуя надъ бутылками на прилавкѣ. — Теперь мы увѣрены, что имъ отъ насъ не уйти. Мы надѣлаемъ у нихъ, то же самое, что они дѣлали у насъ.

— Замолчи ты, — запротестовалъ рабочій, игравшій въ кости. — Нуженъ миръ, — вотъ что необходимо. Это позоръ — продолжать такъ долго эту гнусность.

Одинъ изъ посѣтителей, немного опьянѣвшій, сидя съ утомленнымъ видомъ верхомъ на стулѣ, съ блѣдными щеками и ярко-красными ушами, пробормоталъ свое мнѣніе:

— Миръ или не миръ, теперь уже поздно, — это пораженіе. Ничего не подѣлаешь, говорю я вамъ, игра проиграна. Для насъ это пораженіе.

Сюльфаръ поднялъ голову и воззрился на того, кто говорилъ такъ.

— А я, — сказалъ онъ ему, — я говорю и утверждаю, что это побѣда.

Подвыпившій посѣтитель посмотрѣлъ на него и пожалъ плечами.

— Почему такъ, почему это побѣда?

Сюльфаръ смѣшался на мгновеніе, не находя сразу нужныхъ словъ, чтобы выразить свое безотчетное счастье. Затѣмъ, не понимая даже жуткаго величія своего откровеннаго признанія, онъ отвѣтилъ напрямикъ:

— Я нахожу, что это побѣда потому, что я вырвался оттуда живой…

И все кончено…

Вотъ бѣлый листъ бумаги на столѣ и спокойный свѣтъ лампы, и книги…

Разсчитывалъ ли я увидѣть ихъ снова когда-нибудь, когда я находился тамъ, такъ далеко отъ покинутаго дома?

Мы говорили о жизни, какъ о чемъ-то умершемъ, увѣренность въ томъ, что мы уже не вернемся, отдѣляла насъ отъ жизни, какъ безграничное море, и самая надежда, казалось, становилась ограниченной, удовлетворяясь только желаніемъ дожить до смѣны. Было слишкомъ много снарядовъ, слишкомъ много крестовъ. Рано или поздно нашъ чередъ долженъ былъ наступить.

И, однако, все кончено…

Жизнь вступаетъ въ свои права. Траурныя вуали спадутъ, какъ мертвые листья. Образъ погибшаго солдата начнетъ медленно стираться въ сердцахъ тѣхъ, которые его такъ любили и уже утѣшились. И всѣ мертвые умрутъ во второй разъ.

Нѣтъ, мученическая доля ваша еще не кончена, товарищи мои, и желѣзо еще разъ ранитъ васъ, когда заступъ крестьянина взроетъ вашу могилу.

Дома возродятся подъ своими красными крышами, развалины превратятся въ города и окопы въ поля, солдаты, усталые, вернутся домой. Но вы, вы не вернетесь никогда.

Мертвецы, бѣдные мои мертвецы, теперь начнутся ваши страданія, ибо не будетъ сердецъ, къ которымъ вы могли бы прижаться. Мнѣ кажется, я вижу, какъ вы бродите, ощупью ищете среди вѣчной ночи всѣхъ этихъ неблагодарныхъ живыхъ, которые уже забыли васъ.

Иногда по вечерамъ, какъ сегодня, когда, уставъ писать, я опускаю голову на руки, я чувствую, что вы всѣ здѣсь, около меня, товарищи мои. Вы всѣ встали изъ вашихъ преждевременныхъ могилъ, вы окружаете меня, и въ странномъ замѣшательствѣ я уже не различаю тѣхъ, кого я зналъ тамъ, отъ скромныхъ героевъ этой книги, которыхъ создалъ я. Они пережили всѣ страданія какъ бы съ цѣлью облегчить ихъ, переняли ваши лица, ваши голоса, и вы такъ похожи другъ на друга въ вашей общей скорби, что воспоминанія мои путаются, и я иногда съ отчаяніемъ въ душѣ стараюсь припомнить погибшаго товарища, котораго заслонила собою тѣнь, призракъ, такъ схожій съ нимъ.

Вы были такъ молоды, такъ довѣрчивы, такъ сильны, товарищи мои — о, нѣтъ! вы не должны были умирать… Такая радость жизни была въ васъ, что она преодолѣвала худщія испытанія. Среди грязи окоповъ, изнывая подъ бременемъ военной тяготы, даже передъ лицомъ смерти — вы смѣялись, я слышалъ вашъ смѣхъ и никогда не слышалъ плача. Въ этой способности шутить не воплощалась ли ваша душа, бѣдные друзья мои, не она ли придавала вамъ больше силы?

Чтобы разсказать о вашихъ долгихъ страданіяхъ, я рѣшилъ тоже пошутить, посмѣяться, какъ смѣялись вы. Одинъ въ моихъ безмолвныхъ грезахъ, я опять взвалилъ сумку на спину и, безъ спутника, мысленно еще разъ совершилъ весь путь съ вашимъ полкомъ — теперь полкомъ призраковъ.

Узнаете ли вы наши деревни, наши окопы, узкіе переходы, нами вырытые, кресты, поставленные нами? Узнаете ли вы вашу радость жизни, товарищи мои?

А теперь, когда я прибылъ на послѣднюю стоянку, я чувствую раскаяніе, что осмѣлился шутить надъ вашими страданіями, какъ будто я дерзновенно нарушилъ покой вашихъ могилъ.

__________

Вниманію нашихъ постоянныхъ читателей.

По примѣру прошедшихъ лѣтъ и въ этомъ году нашимъ постояннымъ читателямъ будутъ выдаваться ставшія уже традицiонными цѣнныя преміи.

Преміи будутъ выданы всѣмъ читателямъ, собравшимъ всѣ 24 купона, отъ № 1—24, которые будутъ печататься въ нашихъ книгахъ „Библіотека Новѣйшей Литературы“ отъ № 73–96, выходящихъ въ 1930 абонементномъ году.