Array Веркор - Квота, или Сторонники изобилия

Затем произошло нечто странное: о лекарстве совершенно перестали говорить. Прошли недели, месяцы, и ни одна газета даже не упомянула об этом поразительном всеисцеляющем средстве. Публика, уже привыкшая к нравам современной прессы, каждые три месяца сообщающей о новом радикальном способе лечения рака, тоже не обратила внимания на этот заговор молчания. Однако через осведомленных людей стало известно, что исследования по каким-то таинственным причинам приостановлены. Утверждали, что врачи запретили этот препарат, так как он не вполне безопасен для организма. Но ходили и иные слухи: выпуск трехфазеина нанесет якобы огромный урон фирмам, производящим антибиотики, и исследования были прерваны отнюдь не после вмешательства врачей, а -- фабрикантов лекарств. И сторонники последней версии связывали запрещение трехфазеина с неожиданным визитом Квоты в Мехико, имевшим место за неделю до того. Зато другие утверждали, будто им известно из достоверных источников, что сопротивление исходит от министерства здравоохранения. В ученых кругах, где ходили все эти разноречивые слухи, царило смятение. Квота, по своему обыкновению, был невозмутим.

Однажды утром, когда Квота работал с Флоранс, вошел швейцар и протянул ему регистрационную карточку посетителя, который хотел повидаться с президентом. Квота, нахмурившись, долго изучал ее.

-- Что это такое? -- полюбопытствовала Флоранс. Квота не ответил. Он, видимо, обдумывал, принять ли ему посетителя или нет.

-- Ладно, -- сказал он наконец швейцару, пожав плечами. -- Тем хуже для него. Проведете его ко мне, когда я позвоню.

-- Кто это? -- тихо спросила Флоранс.

-- Руководитель научно-исследовательского центра Мехико.

-- Ах вот как! По поводу трехфазеина?

-- Совершенно верно.

-- Но почему же "тем хуже для него"?

-- Сейчас увидите.

После мгновенного колебания Флоранс сказала:

-- Значит, то, что говорят, верно?

-- Что именно?

-- Что вы ездили в Мехико для того, чтобы добиться прекращения исследований. С одной лишь целью -- не допустить конкуренции в той области, где у вас имеются свои интересы...

Квота покачал головой и горько усмехнулся:

-- Вот так и пишется история!

-- Значит, это неправда?

-- Правда. Но на самом-то деле все произошло совсем иначе. Впрочем, сейчас вы сами в этом убедитесь.

Квота нажал кнопку звонка, и вскоре в кабинет вошел посетитель. Это был мужчина лет шестидесяти -- типичный, как решила Флоранс, старый ученый, какими их представляет себе публика: детски наивное выражение чуть испуганного лица, которое он довольно неуклюже пытался скрыть под личиной человека сурового и решительного. Простодушные голубые глаза, высокий лоб в ореоле седых кудрей дополняли классический образ профессора.

Он поклонился Флоранс, подошел к Квоте и сказал:

-- Сеньор президент, я буду говорить без обиняков.

Чувствовалось, что он сжег за собой мосты, желая побороть непреодолимую застенчивость.

-- В чем дело, профессор? -- осведомился Квота.

-- Вы сами великолепно знаете, -- ответил ученый.

Он помолчал и без околичностей добавил:

-- Вы убийца.

-- Ого-го! -- воскликнул Квота.

-- Наша работа успешно продвигалась вперед. Но из-за вашего вмешательства, под вашим давлением мексиканское правительство запретило нам ее продолжать.

-- Совершенно верно, -- подтвердил Квота.

-- Ради грязных делишек вы отняли у человечества, у многих миллионов больных возможность быстрого и верного излечения.

-- Вполне возможно.

-- Как же так... -- начала было Флоранс.

Квота обернулся к ней.

-- Я ездил в Мехико по просьбе здешних врачей.

-- Да? Значит, они считают, что средство небезвредно? -- спросила Флоранс.

-- Оно совершенно безвредно, -- отрезал профессор.

-- Правильно, -- согласился Квота. -- Но если мы пустим его в продажу, вы представляете, какая произойдет катастрофа?

-- Катастрофа? -- удивилась Флоранс. -- Катастрофа для кого?

-- Но я же только что вам сказал... -- Квота загадочно улыбнулся, -... для врачей.

Флоранс широко открыла глаза и уставилась на профессора, чьи голубые глаза тоже расширились от удивления.

-- Неужели вы не понимаете, -- продолжал Квота. -- Если это средство поступит в продажу, все болезни, Флоранс, или почти все будут побеждены. При помощи обыкновенного штепселя. Вечером человек болен, а наутро -- здоров. Терапия, доступная даже детям, даже неграмотным. А значит, если я не ошибаюсь, медицина больше не нужна. А тем более -- не нужны врачи...

И, резко повернувшись к посетителю, Квота спросил:

-- Сколько врачей, по вашему мнению, сеньор профессор, насчитывается хотя бы только в Мексике и Тагуальпе?

-- Я не... по памяти я не могу привести точную цифру.

-- Сто шестьдесят пять тысяч. А во всем мире? Больше шести миллионов! Не считая миллиона студентов, которые уже связали свою жизнь с медициной. Об этом вы подумали, профессор?

Ученый открыл было рот, но промолчал.

-- А о двенадцати или пятнадцати миллионах младшего медперсонала, мужчин и женщин, о санитарах, работающих в клиниках и больницах, о двадцати миллионах фармакологов и аптекарей, о лаборантах, химиках, об огромной промышленности патентованных средств, в которую, не отрицаю, вложены и наши средства, о фабрикантах, выпускающих тюбики, пузырьки, коробочки, и о тысячах санитарных машин, миллионах кроватей, миллиардах простыней, резиновых изделий, вате, стеклянной и фарфоровой посуде, о линолеуме, об огромной армии, об океане рабочих и работниц фабрик и заводов, изготовляющих все это -- пусть, я опять же не отрицаю, некоторые из них принадлежат нам, -- об издателях брошюр, касающихся аллергии и старческого катара дыхательных путей, -- об этом вы подумали, профессор?

-- По правде говоря... признаться, -- пробормотал ученый, моргая глазами, -- ...не отрицаю...

-- Шестьдесят или сто миллионов населения земного шара живут за счет больных, и вот в один прекрасный день все они окажутся на улице... О чем вы пришли просить меня, профессор? Дать вам возможность продолжить вашу работу? Вы берете на себя огромнейшую ответственность, но вы, конечно, готовы ее на себя взять.

-- То есть... -- беззвучным голосом прошептал ученый.

-- Вы не принадлежите к породе малодушных, которые отступают, боясь ответственности за последствия своих действий.

-- Конечно, но...

-- Даже несмотря на то, что вы точно знаете теперь, скольких мужчин и женщин ваш трехфазеин убьет гораздо более верным способом, нежели болезни или врачи...

-- Сеньор президент...

-- И скольких он сожжет на медленном огне, ибо они погибнут от нужды, холода, голода... Но раз вы так уж настаиваете, профессор, пожалуйста. Выполняйте свой долг. Ставьте на ноги больных и уничтожайте здоровых.

-- Не надо меня... Не надо нас...