Габриэль Маркес - Сборник рассказов

В доме у Бальтасара было полно народу. На столе красовался огромный проволочный купол, в нем было три этажа. Со словно игрушечными переходами, с отделениями для еды и для сна и с трапециями в специально отведенном для отдыха птиц месте, его клетка казалась макетом гигантской фабрики по производству льда. Не прикасаясь к клетке, врач внимательно ее оглядел и подумал, что на самом деле она превосходит даже то, что он о ней слышал, и несравненно прекраснее всего, о чем он мечтал для своей жены.

- Настоящий подвиг фантазии, - сказал он.

Добрый, почти материнский взгляд его отыскал Бальтасара, и доктор добавил:

- Из тебя получился бы прекрасный архитектор.

Бальтасар густо покраснел.

- Спасибо, - сказал он.

- Это правда, - отозвался врач. У него были изящные руки, и он был полный и гладкий, как женщина, бывшая некогда красивой, а голос его звучал как голос священника, говорящего по-латыни. - В нее и птиц не надо сажать, - сказал он, поворачивая клетку перед глазами любопытных, будто он предлагал ее купить. - Повесь между деревьями, и она сама запоет.

Он поставил клетку на место, подумал немного, глядя на нее, и сказал:

- Хорошо, я ее беру.

- Она уже продана, - ответила Урсула.

- Сыну дона Хосе Монтьеля, - объяснил Бальтасар. - Он ее заказывал.

Всем своим видом доктор выразил почтение.

- Он дал тебе образец?

- Нет, просто сказал, что ему нужна большая клетка, вот как эта - в ней будут жить две иволги.

Врач снова посмотрел на клетку.

- Иволгам она не подходит.

- Подходит, доктор, - сказал Бальтасар. Его окружали дети. - Все размеры точно рассчитаны, - продолжал он, показывая на разные отделения клетки. Он ударил костяшками пальцев по куполу, и клетка торжественно запела. - Проволоки прочнее этой не найдешь, и каждое соединение спаяно изнутри и снаружи.

- Даже для обезьяны годится, - вставил кто-то из детей.

- Верно, - согласился Бальтасар.

Врач повернул к нему голову.

- Хорошо, но ведь образца он тебе не дал? И не описал определенно? Просто: "Большая клетка для иволги". Верно?

- Верно, - подтвердил Бальтасар.

- Значит, и раздумывать нечего, - сказал врач. - Одно дело большая клетка для иволги, и совсем другое дело - твоя клетка. Кто докажет, что это та самая клетка, которую тебе заказывали?

- Это она, - сказал сбитый с толку Бальтасар. - Потому я ее и сделал.

Врач досадливо поморщился.

- Ты бы мог сделать и другую, - сказала Урсула, пристально глядя на Бальтасара, а потом повернулась к врачу. - Вам ведь не к спеху?

- Я обещал жене принести ее сегодня.

- Вы уж извините, доктор, - сказал Бальтасар, - но нельзя продать вещь, которая уже продана.

Врач пожал плечами. Вытирая потную шею платком, он молча уставился на клетку. Не отрываясь, он глядел в какую-то невидимую для других точку, как глядят на исчезающий вдали корабль.

- Сколько тебе за нее дали?

Бальтасар, не отвечая, отыскал взглядом Урсулу.

- Шестьдесят песо, - сказала она.

Врач все смотрел и смотрел на клетку.

- Очень хороша, - вздохнул он. - Удивительно хороша.

Доктор двинулся к двери, улыбаясь, энергично обмахиваясь платком, и тут же воспоминание об этом эпизоде начало навсегда стираться в его памяти.

- Монтьель очень богат, - сказал он, выходя из комнаты.

На самом деле Хосе Монтьель не был таким богачом, каким казался, но был готов на все, чтобы им стать. Всего за несколько кварталов отсюда, в доме, доверху набитом вещами, где никогда даже не пахло тем, чего нельзя было бы продать, он с полнейшим равнодушием слушал рассказы о новой клетке Бальтасара. Его супруга, терзаемая навязчивыми мыслями о смерти, закрыла после обеда все окна и двери и два часа неподвижно пролежала в полутьме с открытыми глазами, в то время как сам Хосе Монтьель сладко дремал. Его разбудил шум голосов. Тогда он открыл дверь и увидел перед домом толпу, а в толпе - Бальтасара с клеткой, свежевыбритого, во всем белом, и выражение лица у него было почтительно-наивное - то самое, какое бывает у бедняков, когда они приходят в дома богатых.

- Да это просто чудо какое-то, - с радостным изумлением воскликнула супруга Монтьеля, ведя Бальтасара за собой в дом. - Ничего похожего я в жизни не видела!

И, возмущенная бесцеремонностью толпы, вливавшейся вслед за Бальтасаром в дверь патио, добавила:

- Нет, лучше вы несите внутрь, а то они превратят нам дом бог знает во что.

Бальтасар бывал в этом доме и раньше - несколько раз, зная его мастерство и любовь к своему делу, его приглашали сюда для выполнения мелких столярных работ. Однако среди богатых ему было не по себе. Он часто думал о них, об их некрасивых и вздорных женах, об ужасающих болезнях и неслыханных хирургических операциях, и всегда их жалел. Когда он входил в их дома, ноги плохо слушались его, и каждый шаг стоил ему усилия.

- Пепе дома? - спросил Бальтасар, ставя клетку на стол.

- В школе еще, - ответила жена Монтьеля. - Скоро должен прийти.

И добавила:

- Монтьель моется.

В действительности же Хосе Монтьель помыться не успел и сейчас торопливо обтирался камфарным спиртом, собираясь выйти посмотреть, что происходит. Человек он был такой осторожный, что спал, не включая электрического вентилятора, - тот помешал бы ему следить во сне за всеми шорохами в доме.

- Аделаида! - крикнул он. - Что там такое?

- Иди посмотри, какая чудесная вещь! - ответила жена.

Хосе Монтьель, тучный, с волосатой грудью и накинутым на шею полотенцем, высунулся из окна спальни.

- Что это?

- Клетка для Пепе, - ответил Бальтасар.

Женщина посмотрела на него растерянно.

- Для кого? - выдохнул Монтьель.

- Для Пепе, - повторил Бальтасар. - Пепе заказал ее мне.

Ничего не произошло, но Бальтасару почудилось, будто перед ним открыли дверь бани. Хосе Монтьель вышел в трусах из спальни.

- Пепе! - закричал он.

- Он еще не пришел, - сказала жена вполголоса, не двигаясь с места.

В дверном проеме появился Пепе. Это был двенадцатилетний мальчик с теми же, что и у матери, загнутыми ресницами и с таким же, как у нее, выражением тихого страдания на лице.

- Иди сюда, - позвал его Хосе Монтьель. - Ты заказывал это?

Мальчик опустил голову. Схватив Пепе за волосы, Монтьель заставил мальчика посмотреть ему в глаза.

- Отвечай!

Тот молча кусал губы.

- Монтьель... - прошептала жена.

Хосе Монтьель разжал руку и резко повернулся к Бальтасару.

- Жаль, что так получилось, Бальтасар, - сказал он. - Прежде чем приступить к делу, надо было поговорить со мной. Только тебе могло прийти в голову условиться с ребенком.

Лицо его вновь обретало утраченное было выражение покоя. Даже не взглянув на клетку, он поднял ее со стола и протянул Бальтасару.

- Сейчас же унеси и продай кому-нибудь, если сумеешь. И очень тебя прошу, не спорь со мной.