Лиза Марич - Минута после полуночи

Помнится, тогда она постаралась сбить впечатление, произведенное на мужчин чудным пением новоявленной сирены. Нежно пригладила пушистые волосы воспитанницы, собранные в узел с античной простотой, и обратилась к гостю:

— Хороша, не правда ли? — Дубов ничего не ответил, только бросил на Катю быстрый взгляд из-под ресниц. — Кто бы мог подумать, что из гадкого утенка вырастет такая принцесса? — продолжала Елизавета Прокофьевна, усаживаясь на диван рядом с мужем. — Представьте, Дмитрий Данилович, босоногое существо с растрепанными волосами, длиннющей ссадиной на щеке и черными-пречерными от грязи пятками! А руки, боже мой, ее руки!.. Я чуть не приняла ее за негритенка! — Генеральша рассмеялась, но никто ее не поддержал.

Александр смотрел в сторону, гость себе под ноги.

Катя сидела очень прямо, сложив руки на пышной юбке. И хотя по ее спине можно было проверять линейку, поза казалась естественной и изящной, не то что у бедняжки Лили, которая вечно выглядит так, словно аршин проглотила.

Воспитанница смотрела благодетельнице прямо в глаза, на ее губах порхала легкая, едва уловимая усмешка.

У генеральши упало сердце. Она поняла: эта битва проиграна.

Машина летит навстречу, как в замедленной съемке. Синий «Фиат», хрупкая иноземная птица, распластавшая крылья над серой дорогой. Солнце отсвечивает в лобовом стекле и слепит глаза. Справа автобус, который нельзя было обгонять. Слева — огромные камни, сваленные вдоль серой дорожной полосы.

Удар, ослепительная беззвучная вспышка. Из белого свечения вынырнул альбинос. Редкие светлые волосы, зачесанные назад, пятнистые руки, поросшие рыжими волосами.

— Как у тебя со здоровьем, парень?

— Нормально. Только хромаю, и все.

— Учти, страховку на тебя оформлять никто не будет!

— Я понимаю.

Хмыканье. Лоснящаяся розовая кожа с бледными пятнами, черные очки, прикрывающие красные кроличьи глаза. Пачка таблеток в плотной пластиковой упаковке.

— Вот. Принимай каждый день, особенно летом, а то загнешься.

Солевые пилюли — продолговатые, белые, отвратительные на вкус. Гул десяти стиральных машин в больничной прачечной. Хромоногий стол, на котором лежат учебники английского и маленький плеер. Гора узлов с грязным бельем.

Откуда черви?..

Из скатертей ближайшего ресторанчика. Летом туристы всегда просят принести устриц и омаров. Когда скатерти доходят до прачечной, они кишат червями и ужасно воняют. Почему люди едят так неаккуратно? Почему, черт побери, они такие свиньи?!

Город выплывает из-за туманной островной дымки — громадный корабль, несущийся сквозь время и пространство. Место, где нет изгоев и каждый может осуществить свою мечту. Место, где урод может чувствовать себя нормальным человеком. (Человек, который смеется?..)

Подземка. Бледные молчаливые люди, покачивающиеся в вагонах. Пластиковые стаканы с лапшой, которую всасывают на ходу. Взгляды — мрачные, изумленные, испуганные, любопытные… Если бы за каждый такой взгляд ему давали пять центов, к концу обучения он запросто мог купить один из Бермудских островов.

— Поздравляем!

Чья-то рука, стиснувшая его ладонь. Аплодисменты. Шутовская четырехугольная шапка с кисточками и отведенные в сторону глаза работодателей.

— У вас отличные данные! Мы вам обязательно позвоним!

Вздохи облегчения, которые чувствуешь спиной, закрывая дверь. Терпеливое бдение возле молчащего телефона в третьеразрядной гостиничной каморке.

— Будь таким, как мы, или умри! — сказала огромная каменная баба со странным украшением на голове, похожим на строгий собачий ошейник, и уплыла в океан.

Недоверчивый взгляд продавца в магазине оружия:

— Для чего вам пистолет?

— Для себя.

Не «для самообороны», «для себя». Согласный кивок продавца: пистолет с полной обоймой — единственное, что нужно такому уроду.

Гул в ушах от долгой бессонницы. Плавающие размытые звуки. Скатанные в узкий валик стодолларовые банкноты. Последняя тысяча.

Она не дала щелкнуть предохранителем. Потому что Александр Белл начинал с меньшего. И Сэмюэл Морзе. И Генри Форд. Все, кто осуществил свою мечту.

Яркие цветовые пятна в телевизоре. Крутящееся колесо рулетки, игровые автоматы в ковбойских шляпах. Женщины в блестках с приклеенными улыбками, звуки льющегося серебряного потока. Джек-пот, господа!

Пустыня осталась в овальном окошке иллюминатора, в зале шумно и празднично. Хлопает пробка от шампанского. Кто-то громко хохочет.

— Какой самый большой выигрыш?

— Ставь на зеро. Один к четырнадцати.

Рука, раскручивающая колесо. Стук шарика, скачущего по кругу.

— Да ты везучий, парень!

Стопка жетонов, придвинутая к нему лопаткой. Еще раз все на зеро. И еще раз. И еще раз.

Тишина вокруг. Руки, накрывающие зеленое поле белой тканью, как покойника.

— Смена стола!

— Зеро! — снова произносит он.

Гул голосов в отдалении. Зал стихает. Все собираются вокруг него. Какой-то мужчина с банкой пепси в руке отчаянно кусает губы. Гора жетонов, сваленная на квадратике с цифрой ноль. Больше ни одной ставки.

Крупье раскручивает колесо очень долго. Шарик прыгает против движения. Тишина. Замедляющийся ход, замедляющийся стук. Мужчина с банкой пепси зажмуривается. Банка издает громкий треск.

— Банк сорван!

Вымученные улыбки менеджеров в кассе. Рука управляющего на плече. Лопнувшие кровеносные сосудики в его колючих несмеющихся глазах.

— Простите, вам лучше подняться в мой кабинет. Шампанского!

Стальной кейс с плотно уложенными пачками зеленых купюр. Щелканье кодового замка, поворот ключа в сейфе. Бесстрастное лицо охранника.

— Вы закончили? Благодарю вас.

Смутное беспокойство. Очень много людей в залах, но нет кого-то одного. Главного. Шелест одежды. Дробящиеся звуки человеческих голосов. Не те, снова не те…

Единственный Голос зазвучал через шумы и помехи, как в приемнике. Зал погрузился в темноту с желтым кругом света. Голос зазвучал ближе, яснее. Он напрягся, пытаясь определить, куда идти.

Веки приоткрылись. Над ним склонились две головы. Одна — в белом крахмальном колпаке и вторая со светящимся нимбом вокруг макушки.

— Приходит в себя, — сказал раздробленный на тысячу осколков мужской голос.

— Я же вам говорила, — ответил ясный, женский.

Он потянулся к ней и вцепился в холодные пальцы, даже не поинтересовавшись, на каком они свете. Главное, что вместе.

Известие о том, что Красовский пришел в себя, все восприняли по-разному.

Сперанский пробормотал: «Слава богу» и перекрестился. Марат поджал губы. Анжела крепко стиснула обеими ладонями сиденье стула, как делала всегда в минуты сильного волнения. А Мира подошла к Алимову и тихо спросила: