Лев Мечников - Записки гарибальдийца

Больше двух тысяч пленных, артиллерия и лошади достались в наши руки. Несколько сот разбежались в горы и за ними отправились на охоту. Между пленными были два генерала и несколько полковников. Колонна эта не имела главноначальствующего. Так печально окончилось это предприятие, на которое бурбонцы употребили столько сил и на которое так твердо надеялись.

В Неаполе, нас встретили плац-офицеры и в извозчичьих колясках отвезли нас на наши квартиры. Город был украшен флагами. По улицам ходили толпы с криками и музыкой. За нашими колясками бежала толпа, крича: « Viva Garibaldi » и «Победители при Вольтурно».

Мой толстый амфитрион выбежал ко мне навстречу. Он похудел после нашего последнего свидания; жаловался на хлопоты и тревоги.

– Вчера и вообразить невозможно, что мы всё здесь вынесли, – рассказывал он, – говорили, что Джиджилло [127] Уменьшительное от Франческо. – Примеч. автора. непременно вернется; демонстрацию ему приготовили. Я уже собирался приготовить белое знамя с проклятой яичницей [128] Имеется ввиду бурбонское государственное знамя с центральным круглым гербом, желтого цвета. .

Реакционеры действительно были твердо убеждены, что дело 1-го октября решится в пользу бурбонцев. Со своей стороны, они приготовляли в самом Неаполе реакционное движение и распускали тревожные слухи. Национальная гвардия всю ночь стояла под ружьем, и многочисленные патрули обходили город по всем направлениям. Говорили, что Гарибальди убит еще при начале сражения, и что вместо его солдатам показывали его секретаря, который действительно напоминает его лицом и фигурой. Известию о победе доверяли мало; впрочем, и нас самих оно поразило неожиданностью.

На следующий день, приезд Гарибальди совершенно успокоил неаполитанцев. Некоторые из реакционеров сильно раскаялись потом, что, легко отдавшись надежде, сняли с себя маску.

Если бы Гарибальди 1-го октября имел хотя небольшой резерв, волонтеры в тот же вечер и без выстрела могли бы войти в Капую по следам бежавших ее защитников; но всё наше войско было до того измучено, что нельзя было и думать о преследовании. Мильбиц собрал всю бывшую в его распоряжении кавалерию, – не набралось восьмидесяти человек, – и приказал им прогнать рассыпанных там и сям бурбонских егерей. Те прогнали их до самой крепости, но были встречены оттуда выстрелами и возвратились. Этим и кончился этот достопамятный день. На Сант-Анджело некоторые позиции были заняты бурбонцами и отбиты на следующий день.

Выгоды, доставленные нам победой, были очень значительны и вполне вознаграждали за все потери. Нечего и говорить о том, что бурбонцы совершенно оставили всякую попытку действовать наступательно. Капуя не могла держаться. У нас была порядочная артиллерия, отбитая в этот день у неприятеля, но бомбардировать было не в правилах Гарибальди. Принялись за устройство моста через Вольтурно по проекту прусского инженера Гофмана. Ждали прибытия Чальдини [129] Энрико Чальдини (1811–1892) – военный и политический деятель Рисорджименто; именно он командовал пьемонтскими войсками, остановившими Гарибальди у Аспромонте в 1862 г., пленив самого Гарибальди. , и Неаполь общей подачей голосов приглашал нового короля Италии в свои стены.

Французская рота, оказавшая так много важных услуг во время сражения 1-го октября, с переменой характера военных действий, обратилась в летучий отряд и деятельно эксплуатировала окрестности Капуи, перерезывая ей все сообщения с Неаполем и Гаэтой. «Sacre dié mille bombes! [130] Проклятие (фр). » – говорил мой старый приятель Бижасон своему питомцу, лежавшему с ним вместе в густой траве у большой дороги между Гаэтой и Капуей, – «такой сырой и холодной ночи не бывает, я думаю, на самом берегу Ледовитого моря. Проклятая фляжка совсем пуста, нечем согреться. Ты под счастливой звездой родился, mon petit [131] Мой малыш (фр.). , ты начинаешь военную карьеру с таким вождем, как Гарибальди, да согласись, что во мне ты имеешь такого наставника, какого не всякому молодому солдату удавалось встречать. Кстати, вот тебе нравоучение: когда идешь ночью в засаду, старайся достать фляжку больших размеров, а если можно бери две с собою, а то нечем тебе будет согреться. Теперь ты молод и тебе это ничего… Эх, был и я таким когда-то!» Старый зуав хриплым голосом запел тихонько: «je me souviens de ma jeunesse … » [132] Я помню о моей юности (фр.). .

– Да молчи ты, старый. Не можешь ни минуты спокойно пролежать. Этак мы всё проглядим, а Joseph [133] Возможно, Джузеппе (фр. Жозеф) Гарибальди. говорил, что тут можно славно заработать.

Ночь была темна, небо в тучах, порой лил мелкий дождик; ветер, сырой и резкий, пронзительно дул и шумел травою и листьями. Бижасон кряхтел и жаловался на колотье в правом боку, бережно окутав курок своего ружья полою серого плаща. Порой он обращался с очень назидательной речью к своему питомцу, но тот не слушал его, пристально вперив глаза в дорогу и внимательно к чему-то прислушиваясь.

Было далеко за полночь. Послышался шум колес и топот копыт по дороге; по временам раздавалось мычанье быков и блеянье баранов.

В Капуе давно терпели недостаток съестных припасов; сообщения были очень затруднительны. Не без больших трудов удалось наконец неаполитанским реакционерам собрать партию быков и мелкого рогатого скота, а также всяких припасов для кухни короля и довольно значительную сумму денег. Сопутствуемый королевскими драгунами, драгоценный поезд, минуя Капую, отправлялся в Гаэту, но чуткий нос французских зуавов пронюхал его, и богатая добыча воспламенила их предприимчивость.

Спокойно между тем плелась по мокрому шоссе рогатая вереница. Усатый вахмистр задумчиво ехал возле нагруженной дорогим вином и всякими сластями фуры. Может быть, в воображении своем он уже заранее наслаждался жирным куском игриво бежавшего перед ним молодого буйвола. Но рок, злой рок, судил иное.

Испуганное стадо вдруг шарахнулось с дороги. Раздались выстрелы; шедший с длинной палкой пастух повалился на землю и завопил о пощаде. Неожиданно пробужденный от своей сладкой мечтательности вахмистр злобно вытянул саблю и готовился скакать сам не зная куда. В нем проснулась отчаянная храбрость голодного желудка, защищающего давно желанный кусок ростбифа. Но лошадь вдруг взвилась на дыбы и несмотря на яростные удары шпор, не двигалась с места. На поводу повис мальчишка лет шестнадцати и замахнулся прикладом на всадника. Слева между тем к нему подбежала желтая сухая фигура в феске, с обритой головой, с трубкой в зубах. « Descendez » [134] Слезай! (фр.) ! – закричал хриплый голос. Вахмистр не понимал по-французски. Боязливо оглядывался он по сторонам, но впотьмах ничего не видел. Он пробовал защищаться, бешено махал саблей, но всегда встречал ловко подставляемый ему штык. Между тем сильная рука ухватила его за ногу, и он, потеряв баланс, повалился в вязкую грязь. « Avаnti! Carrogna! » [135] Вперед! Негодяи! – кричал он, падая, но спутники его, не ожидая команды, разбежались кто куда мог. Как дикого зверя, спутали его по рукам и по ногам крепкой веревкой и оставили на земле.