Томас Гарди - Джуд неудачник [Литрес, Public Domain]

– Конечно.

– Скажите, когда вы женились, было то-же самое?

– Сусанна, – умоляю вас, не будьте так беспощадно жестоки ко мне!

– Ах, вы опять волнуетесь! – сказала она с участием, смахнув набежавшую слезу. – А я обещала никогда не раздражать вас!.. Теперь сама жалею, что просила вас ввести меня сюда. Мое любопытство и погоня за новыми ощущениями всегда доводит меня до беды. Простите меня!.. Ведь вы простите, Джуд, неправда-ли?

Эта просьба была высказана с таким чувством, что и у Джуда навернулись слезы, и он ответил ей крепким рукопожатием.

– А теперь уйдемте поскорее и ужь больше никогда не повторим такого ребячества! – продолжала она покорно, и вышла из церкви, откуда намеревалась пройти на станцию – встретить Филлотсона. Но первым лицом, встреченным ими по выходе на главную улицу был именно он, приехавший несколько ранее, нежели ожидала Сусанна.

– А мы сейчас позволили себе маленькое ребячество, – простодушно призналась ему Сусанна. – Мы заходили в церковь и репетировали там предстоящую церемонию. Так что-ли, Джуд?

– Что, что такое? – спросил Филлотсон.

Джуд бесился на ненужную откровенность Сусанны, но она уже зашла так далеко, что он должен был рассказать все, упомянув и о том, как они подходили к алтарю.

Заметив смущение Филлотсона, Джуд проговорил с напускной развязностью:

– Я пойду купить ей еще один подарочек к свадьбе. Не хотите-ли и вы зайти со мною в лавку?

– Нет, – возразила Сусанна, – я пойду с ним домой – И, попросив своего поклонника поскорее возвращаться, она пошла под руку с Филлотсоном.

Джуд сошелся с ними в своей квартире, когда они уже приготовлялись к обряду. Волосы Филлотсона были зачесаны самым тщательным образом и воротник его сорочки был так туго накрахмален, как никогда за последние двадцать лет. Вся наружность его была исполнена достоинства и серьезности. Любовь к Сусанне светилась в его глазах. Несмотря на близкое расстояние, он нанял экипаж и толпа женщин и детей успела собраться у подъезда к их выходу. Усевшись с ними, Джуд вынул из кармана свой брачный подарок, оказавшийся куском белого тюля, который он набросил на её голову, как брачную вуаль.

– Как странно накрывать вуалью шляпу! – не утерпела Сусанна. – Постойте, я хоть шляпу сниму.

– Зачем, оставьте, пожалуйста, – вмешался Филлотсон, и Сусанна поневоле уступила.

Когда жених и невеста вошли в церковь и стали на своих местах, началось исполнение обряда. Джуд мог заметить, что лицо Сусанны было взволновано, и когда настало время Джуду передать ее Филлотсону, она едва могла владеть собою. Филлотсон, как-бы в тумане, не замечал волнения других.

Молодые подписали брачный лист и вышли. Джуд почувствовал облегчение.

Обед с квартире Джуда прошел очень скоро, и в два часа молодые собрались уезжать. Переходя тротуар к экипажу, Сусанна оглянулась назад, и какой-то испуг сверкнул в её глазах. Что означал он – страх-ли за только что сделанный необдуманный роковой шаг, или она хотела проявить свою независимость от Джуда, или отомстить ему за его тайну – кто знает?

Уже вступив на подножку шарабана, она обернулась, сказав, что забыла что-то. Джуд и хозяйка вызвались было принести. «Не надо» сказала она и побежала обратно. «Я забыла носовой платок и знаю, где его оставила». Джуд последовал за него. Она посмотрела в его глаза. В её глазах стояли слезы, и губы её нервно подергивались, точно она хотела что-то сказать. Но она прошла мимо, и то, что было у неё в душе, так и осталось невысказазанным.

С отъездом молодых Джуд не мог оставаться в своей унылой квартире и, опасаясь искушения заливать горе вином, он вернулся домой, сменил парадное платье на рабочее, тонкия щиблеты на простые сапоги и отправился на обычную после-обеденную работу.

Он был уже в соборе, когда ему почудилось, что он слышит за собою голос. Им овладело предчуствие, что Сусанна вернется обратно. Ему казалось невозможным, чтобы она решилась уехать в дом к Филлотсону. Это чувство росло и ширилось. Джуд бросил инструмент и пустился домой.

– Был кто-нибудь у меня? – спросил он у прислуги.

– Никого не было.

Он имел еще право пользоваться верхнею гостиной до двенадцати часов этой ночи и просидел в ней весь этот вечер. Даже когда часы пробили одиннадцать и хозяева удалились на покой, он не мог отделаться от. безотчетного ожидания Сусанны. Её поступки бывали всегда так неожиданны. Почему-бы ей и не вернуться? Он с радостью согласился-бы отказаться от надежды иметь в ней свою возлюбленную или жену, лишь-бы она жила с ним, как соседка по квартире и друг, хотя-бы в самых чопорных отношениях. Его ужин все еще стоял нетронутым; он вышел к парадной двери, потихоньку отпер ее, возвратился в комнату и все ждал и ждал свою милую Сусанну. Но она не приходила.

Неодолимая сила его любви к Сусанне обнаружилась и на другой и на следующий день еще более ясно. Он не мог более выносить постылого Мельчестера. Здесь и солнце казалось ему тусклым и небесная лазурь унылой… Но вдруг он получил известие, что его старая тетушка опасно больна в Меригрине. Одновременно с этим пришло письмо от его прежнего хозяина в Кристминстере, предлагавшего ему постоянную хорошую работу. Эти письма были почти утешением в его одиночестве. Джуд немедленно поехал навестить больную тетушку, которую нашел даже в худшем положении, нежели ожидал по письму. Она могла протянуть еще несколько недель или месяцев, хотя и на это было мало надежды. Он написал Сусанне о трудном положении больной и выражал желание, чтобы она приехала и застала старушку в живых. Он обещал встретить ее завтра на перекрестной станции, на обратном пути из Кристминстера, если только она может выехать встречным поездом.

Приехав на следующее утро в столь знакомый ему город, он остановился на своей прежней квартире. Старая хозяйка, отворившая ему дверь, видимо была рада видеть его у себя и, накормив его с дороги, сообщила, что подрядчик заходил уже справляться о его приезде.

Джуд пошел и в свою прежнюю мастерскую, но вся её обстановка была теперь противна ему; он понял невозможность снова поселиться на старом пепелище и нетерпеливо ждал обратного поезда в Ольфредстон, где надеялся съехаться с Сусанной.

Под этими тягостными впечатлениями им снова овладело горькое сознание своего ничтожества, уже не раз доводившее его до беды. Идя по улице, он встретил Тинкера Тэлора, прогоревшего кровельного подрядчика, предложившего ему зайти выпить. Они попали в один из шумных и многолюдных кварталов и вошли в таверну, где Джуд когда-то состязался с другими в латинской декламации. Теперь это была популярная гостинница с просторным и заманчивым крыльцом, с обновленным и прекрасно обставленным буфетом. Тинкер выпил свой стакан и ушел, сказав, что это место слишком шикарно для него и ему не по карману. Джуд еще не кончил своего стакана и рассеянно стоял в почти пустом углу. Комната разделялась перегородками, между которыми были ширмы с занавесками, чтобы пьяницы могли веселиться, не стесняясь друг друга. За конторкой, пред, пивными боченками, украшенными никеллированными кранами, стояли две буфетчицы. Чувствуя усталость, Джуд сел на один из диванов. За стойкой возвышались граненые зеркала, с зеркальными-же полками, на которых стояли дорогие напитки, неизвестных для Джуда названий, в бутылках, горевших топазом, – сафиром, рубином и аметистом.