Чарльз Диккенс - Крошка Доррит (Книга 2)

- Я просил бы моего сына объяснить - кха - просто любопытства ради, сказал мистер Доррит, заметно оживившись, - откуда он столь - кхм своевременно получил эти сведения.

- Нет ничего легче, сэр, - отвечал Эдвард Доррит, эсквайр, - как вы сейчас сами убедитесь. Начать с того, что миссис Мердл и есть та дама, с которой у вас вышло недоразумение в этом - как его...

- В Мартиньи, - подсказала мисс Фанни, принимая томный вид.

- В Мартиньи, - повторил ее братец и выразительно подмигнул ей; в ответ на что мисс Фанни сперва удивленно вскинула брови, затем рассмеялась и, наконец, покраснела.

- Как это может быть, Эдвард, - сказал мистер Доррит. - Ведь ты мне говорил, что фамилия джентльмена, с которым ты - кха - вел там переговоры, Спарклер. Ты мне даже карточку показывал. Кхм - Спарклер.

- Так оно и есть, отец; но из этого не следует, что и мать должна носить ту же фамилию. Миссис Мердл замужем второй раз, а он, Спарклер, - ее сын от первого брака. Сейчас она в Риме, и мы, наверно, встретимся с нею, поскольку вы намерены на зиму переехать туда же. А Спарклер уже несколько дней здесь. Я вчера провел вместе с ним вечер. Он, в общем, недурной малый, этот Спарклер, только уж очень ушиблен своей несчастной любовью к одной девице. - Тут Эдвард Доррит, эсквайр, метнул сквозь стеклышко взгляд на мисс Фанни, сидевшую напротив. - Мы с ним вчера обменивались своими заграничными впечатлениями, и попутно я от него узнал то, о чем только что сообщил вам. На этом он умолк и только продолжал метать взгляды на мисс Фанни, с трудом удерживая стеклышко в глазу и стараясь улыбаться как можно многозначительнее, от совокупности каковых усилий его физиономия чудовищно перекосилась.

- Если обстоятельства таковы, - сказал мистер Доррит, - полагаю, я могу не только от своего лица, но и - кха - от лица миссис Дженерал сказать, что не вижу никаких препятствий к удовлетворению твоего желания. Эми - скорей даже - кха-кхм - наоборот. Позволю себе усмотреть в этом - кха - твоем желании, - продолжал мистер Доррит благосклонно-ободряющим тоном, - некий добрый знак. Подобное знакомство можно только приветствовать. Ничего кроме хорошего в подобном знакомстве нет. Имя мистера Мердла - кха - славится во всем мире. Предприятия мистера Мердла грандиозны. Они приносят ему такие колоссальные прибыли, что рассматриваются, как - кха - источник национального дохода. Мистер Мердл - воплощение духа нашего времени. Его имя - имя века. Прошу тебя передать мистеру и миссис Гоуэн мои лучшие чувства, так как мы - кхм - безусловно не обойдем их своим вниманием.

Это милостивое волеизъявление решило вопрос. Никто не заметил, что дядюшка Фредерик отодвинул свою тарелку и перестал есть, но дядюшку Фредерика вообще редко замечал кто-нибудь, кроме Крошки Доррит. Вновь были призваны слуги, и завтрак благополучно завершился. Миссис Дженерал встала из-за стола и вышла. Крошка Доррит встала из-за стола и вышла. За столом остались Эдвард и Фанни, которые перешептывались о чем-то своем, и мистер Доррит, который кушал винные ягоды и читал французскую газету, - и тут вдруг дядюшка Фредерик привлек общее внимание. Он поднялся со своего места, стукнул кулаком по столу и воскликнул:

- Брат! Я протестую!

Если бы он воззвал к присутствующим на неизвестном языке и тотчас же пал замертво, они были бы не больше ошеломлены. Мистер Доррит выронил из рук газету и окаменел, не донеся до рта винную ягоду.

- Брат! - повторил старик, и необычное воодушевление зазвучало в его дрожащем голосе. - Я протестую! Я люблю тебя; ты знаешь, как я тебя люблю. За все эти годы я ни разу не отступился от тебя даже в мыслях. Я слаб, но я ударил бы всякого, кто осмелился бы дурно говорить о тебе. Но сейчас я протестую, брат! Да, да, да, я протестую!

Казалось странно и непонятно, откуда взялась такая сила гнева в этом дряхлом старике. Глаза его сверкали, седые волосы встали дыбом, в чертах проступила решимость, уже двадцать пять лет им несвойственная, рука вновь обрела твердость и жесты стали уверенными и энергичными.

- Мой милый Фредерик! - с трудом выговорил мистер Доррит. - Что случилось? В чем дело?

- Как ты смеешь! - продолжал старик, повернувшись к Фанни. - Как ты смеешь! Что, у тебя памяти нет? Или у тебя нет сердца?

- Дядя! - воскликнула испуганная Фанни и ударилась в слезы. - За что вы так набросились на меня? Что я сделала?

- Что сделала? - повторил старик, указывая на стул Крошки Доррит. - Где твой любящий, бесценный друг? Где твоя верная защитница? Где та, что была для тебя больше нежели матерью? Как смеешь ты заноситься перед сестрой, которая одна воплотила в себе все это? Стыдись, черствая душа, стыдись!

- Да я ли не люблю Эми! - воскликнула мисс Фанни, плача навзрыд. - Я люблю ее как свою жизнь - даже больше. Я не заслужила таких жестоких упреков. Я так предана Эми и так благодарна Эми, как никто на свете. Лучше бы мне умереть. Никогда еще я не терпела подобной несправедливости. И только за то, что я забочусь о семейном достоинстве!

- Пропади оно пропадом, это семейное достоинство! - взревел старик, вне себя от негодования. - Брат, я протестую против чванства! Протестую против неблагодарности! Протестую против никчемных претензий, которые хоть на миг могут выставить Эми в невыгодном свете или причинить ей огорчение - на что никто из нас, знающих то, что мы знаем, и видевших то, что мы видели, не имеет права! А если мы допустим что-либо подобное, господь бог покарает нас. Брат, - я протестую именем господа бога!

Он с размаху стукнул опять кулаком по столу, и стол дрогнул, словно под могучим ударом кузнеца. Несколько минут прошло в молчании; затем кулак разжался, и рука повисла, расслабленная, вялая, как всегда. Своей обычной шаркающей походкой старик добрел до кресла брата, положил руку на его плечо и сказал упавшим голосом: "Уильям, голубчик, я не мог иначе; ты уж прости меня, но я не мог иначе!" После чего вышел сгорбившись из роскошных покоев, как когда-то выходил из тюремных ворот.

Все это время Фанни не переставала обиженно всхлипывать. Эдвард ни разу не раскрыл рта (кроме как от удивления) и только молча таращил глаза на всех. Мистер Доррит, совершенно ошарашенный, тщетно пытался собраться с мыслями. Прервала молчание Фанни.

- Никогда и никто со мной так не обращался! - рыдала она. - Никогда и ни от кого я не слышала таких грубых, таких незаслуженных, таких злых и жестоких и несправедливых нападок! Милая, кроткая маленькая Эми, каково бы ей было, знай она, что из-за нее меня так обидели! Но я ей не расскажу об этом! Конечно же, я ничего не расскажу моей доброй сестренке!

Последние слова помогли мистеру Дорриту обрести дар слова.

- Дитя мое, - сказал он, - я - кха - одобряю твое намерение. Гораздо лучше ничего - кха-кхм - не говорить об этом Эми. К чему - кха расстраивать ее. Кхм. Она непременно расстроится, если узнает. Мы должны постараться избавить ее от огорчения. Пусть все это - кха - останется между нами.