Чарльз Диккенс - Наш общий друг (Книга 3 и 4)

- Надеюсь, вы скоро уложитесь, - сказал мистер Боффин, - потому что, чем скорее вы уберетесь со всеми пожитками, тем лучше будет для всех нас.

- Вам нечего бояться, я не задержусь.

- Впрочем, прежде чем мы с вами окончательно разделаемся, я хотел бы задать вам еще один вопрос, хотя бы для того только, чтобы показать этой молодой особе, насколько вы, интриганы, бываете самонадеянны, в расчете на то, что никто не заметит, как вы сами себе противоречите.

- Спрашивайте о чем угодно, - возразил Роксмит, - но только поскорее, как рекомендуете сами.

- Вы притворяетесь, будто так сильно влюблены в эту молодую особу, сказал мистер Боффин, покровительственно кладя руку на голову Беллы, но не глядя на нее.

- Я не притворяюсь.

- Ах так! Отлично. Значит, вы сильно влюблены в эту молодую особу, если уж так придираетесь к слову?

- Да.

- Как же ваше чувство примиряется с тем, что эта молодая особа расточительница, легкомысленная дурочка, которая не умеет себя держать, бросает деньги на ветер и так и норовит попасть в работный дом?

- Я вас не понимаю.

- Не понимаете? Или не хотите понять? За кого же еще вы считали эту молодую особу и что вы думали о ней, если она принимала ваши ухаживания?

- Я ничего не думал, я был бы счастлив добиться ее взаимности и завладеть ее сердцем.

- Добиться взаимности, завладеть сердцем! - передразнил его мистер Боффин с невыразимым презрением. - Мяу-мяу, говорит кошка, кряк-кряк, говорит утка, гав-гав, лает собака! Добиться ее взаимности и завладеть ее сердцем! Мяу-мяу, кряк-кряк, гав-гав!

Джон Роксмит воззрился на мистера Боффина при этой выходке, словно усомнившись, не лишился ли он рассудка.

- Что полагается сей молодой особе, так это деньги, - сказал мистер Боффин, - и она отлично это знает.

- Вы на нее клевещете.

- Это вы на нее клевещете, с вашими взаимностями, сердцами и прочим вздором, - возразил мистер Боффин. - Все ваше поведение к одному клонит. Я только вчера вечером услыхал о ваших подвигах, а не то я бы с вами раньше поговорил, клянусь чем хотите. А слышал я о них от одной дамы, умницы, каких мало, и она тоже знает эту молодую особу, и я ее знаю, и всем нам троим отлично известно, что единственное, за чем она гонится, - это деньги, деньги, деньги, а вы с вашими взаимностями и сердцами просто обманщик, сэр.

- Миссис Боффин, - сказал Роксмит, спокойно обращаясь к ней, - от всего сердца благодарю вас за вашу неизменную доброту и ласковость. Прощайте! Прощайте, мисс Уилфер!

- А теперь, моя милая, - сказал мистер Боффин, снова кладя руку на голову Беллы, - вы можете быть совершенно спокойны, и, надо надеяться, поняли, что я вас не дам в обиду.

Но Белла, по-видимому, настолько этого не понимала, что, уклонившись от его руки и вскочив со стула, разрыдалась безудержно и воскликнула, простирая руки:

- Ах, мистер Роксмит, если б вы могли снова сделать меня бедной! Ах! Умоляю, пусть кто-нибудь снова сделает меня бедной, иначе я этого больше не вынесу, сердце мое разорвется! Папа, милый, сделай меня бедной и возьми домой! Я и там вела себя дурно, а здесь я стала еще хуже. Не давайте мне денег, мистер Боффин, мне не надо денег. Уберите их куда-нибудь, дайте мне только поговорить с моим добрым папой, положить голову ему на плечо рассказать ему все мои печали. Никто другой меня не поймет, никто не утешит, никто, кроме него, не знает, какая я плохая, и все же он любит меня как малого ребенка. При нем я становлюсь лучше, чем при ком-либо другом, - чище сердцем, сильнее радуюсь и сильнее горюю!

И с горьким плачем повторяя, что она этого больше не вынесет, Белла прижалась головой к груди миссис Боффин.

Джон Роксмит и мистер Боффин со своих мест молча следили за ней, пока сама она не умолкла. После чего мистер Боффин заметил успокоительно и благодушно:

- Ну вот, милая, я за вас заступился, и теперь все хорошо. Меня, конечно, не удивляет, что вы немножко расстроились после стычки с этим господином; но теперь все прошло, милая, я вас в обиду не дам, и... и все теперь хорошо.

Мистер Боффин произнес эту фразу с таким видом полной удовлетворенности, словно все было раз навсегда покончено.

- Я вас ненавижу! - вдруг набросилась на него Белла, топнув ножкой. То есть нет, ненавидеть вас я не могу, но и любить не могу тоже.

- 0-го! - изумленным шепотом произнес мистер Боффин.

- Вы несправедливый, придирчивый, ворчливый, злой старик! - воскликнула Белла. - Мне досадно, что я такая неблагодарная, что я выбранила вас, но вы такой и есть, сами знаете, что такой!

Мистер Боффин вытаращил глаза и уставился сначала в одну точку, потом в другую, словно сомневаясь, уж не мерещится ли ему все это.

- Мне стыдно было вас слушать, - продолжала Белла. - Стыдно за себя, стыдно за вас. Вы бы должны стать выше низких сплетен какой-то льстивой особы, но вы теперь ужасно унизились.

Мистер Боффин, по-видимому, убедившись в том, что ему в самом деле все это мерещится, выкатил глаза и распустил галстук.

- Когда я переехала сюда, я уважала и почитала вас, и очень скоро привязалась к вам, - воскликнула Белла. - А теперь я вас видеть не могу. То есть я не знаю, может, я слишком много себе позволяю, но вы... вы просто чудовище!

Выпустив эту стрелу с большой затратой сил, Белла истерически засмеялась и заплакала.

- Самое лучшее, что я могу вам пожелать, - продолжала Белла свою обвинительную речь, - это, чтоб у вас не было ни единого фартинга. Если б какой-нибудь истинный друг или доброжелатель мог разорить вас, вы были бы просто душка, а как человек богатый вы - демон.

Выпустив эту вторую стрелу с еще большей затратой сил, Белла еще пуще расплакалась и расхохоталась.

- Мистер Роксмит, останьтесь еще на минуту, прошу вас. Выслушайте одно только слово перед уходом! Мне очень грустно, что вам пришлось из-за меня выслушать столько упреков. От всего сердца, горячо и искренне, прошу у вас прощения.

Она направилась к нему, и он шагнул к ней навстречу. Когда она подала ему руку, он поднес ее к губам и сказал:

- Благослови вас боже!

Смех уже не мешался со слезами Беллы, они были искренни и горячи.

- Мистер Роксмит, с гневом и негодованием слушала я все эти несправедливые слова по вашему адресу - только мне было гораздо больнее их слышать, потому что все это я заслужила, а вы - нет. Мистер Роксмит, я виновата в том, что весь наш разговор в тот вечер был передан в искаженном виде. Я проговорилась, выдала тайну, хоть и была очень недовольна собой. Я поступила очень дурно, но, право же, не со зла. В ту минуту мной владело тщеславие и безрассудство - таких минут у меня бывает много, много бывает и таких часов, даже, быть может, лет. За это я сурово наказана, простите же меня!

- От всей души прощаю.

- Благодарю вас, о, благодарю! Не прощайтесь со мной до тех пор, пока я не скажу еще одно слово, чтобы отдать вам должное. Единственная ваша вина была в том, как вы говорили со мной в тот вечер - с какой деликатностью и как терпеливо, одна я это знаю и благодарю вас за это, - но вы были слишком откровенны и дали повод отвергнуть вас пустой, взбалмошной девчонке, неспособной оценить по достоинству то, что вы ей предлагали. Мистер Роксмит, эта девчонка с тех пор успела понять свою пустоту и ничтожество, и не один раз, но никогда еще она не казалась себе такой пустой и ничтожной, как сейчас, когда мистер Боффин словно подхватил тот недостойный тон, каким она отвечала вам, эта тщеславная и корыстная девчонка.