Чарльз Диккенс - Наш общий друг (Книга 3 и 4)

- Чтобы окончательно успокоиться, крестная, мне надо немножко поплакать, - сказала девочка, входя в дом. - Ведь я, как-никак, ребенка похоронила.

Плакала мисс Дженни дольше, чем можно было ожидать. Но вот слезам ее пришел конец, она вышла из темного угла, умылась и приготовила чай.

- Ничего, если я буду делать выкройку, пока мы с вами чаевничаем? ласково спросила она своего старого друга.

- Милая моя Золушка! - воскликнул он. - Когда же ты наконец отдохнешь?

- Ну-у! Выкройки делать это не работа, - сказала мисс Дженни, уже кромсая ножницами бумагу. - Мне хочется выкроить один фасон, пока я его не забыла.

- Сегодня что-нибудь увидела? - спросил Райя.

- Да, крестная. Совсем недавно. Это стихарь - то, что носят наши священники, - пояснила мисс Дженни, вспомнив, что Райя другого вероисповедания.

- Зачем он тебе?

- Ах, крестная! - воскликнула кукольная швея, - Нас, мастериц, кормят изобретательность и вкус, и поэтому мы должны глядеть в оба. Кроме того, как вам известно, у меня сейчас большие расходы. Вот мне и пришло в голову, пока я плакала над могилой моего бедного сыночка, что в наших портняжных делах не мешало бы и священников пустить в ход.

- Как же ты их пустишь в ход? - спросил старик.

- Не для похорон, не бойтесь! - мотнув головой, успокоила его мисс Дженни. - Я знаю, что покупатели не любят расстраиваться. Мои молоденькие подружки редко носят траур - всамделишный траур, зато, когда им надо являться ко двору в траурные дни, они задирают нос от гордости. Но вы только представьте себе, дорогая моя крестная! Кукла-священник - черные напомаженные волосы, бакенбарды - сочетает браком молоденькую парочку! - Это совсем другое дело. Вот увидите, я не я буду, если они трое не покрасуются у алтаря в лавке на Бонд-стрит.

Чаепитие не успело подойти к концу, когда она с присущей ей сноровкой нарядила куклу в церковное облачение из светло-коричневой бумаги и уже показывала ее несведущему в таких делах старику еврею, как вдруг в наружную дверь постучали. Райя пошел отпереть и, вернувшись, степенно и учтиво (что всегда получалось у него естественно) пропустил в комнату джентльмена.

Кукольная швея видела этого джентльмена впервые, но стоило ей встретиться с ним взглядом, как она почему-то сразу вспомнила мистера Юджина Рэйберна.

- Прошу прощения, - сказал джентльмен. - Вы и есть кукольная швея?

- Да, я кукольная швея, сэр.

- Подруга Лиззи Хэксем?

- Да, сэр, - ответила мисс Дженни, сразу насторожившись. - Я подруга Лиззи Хэксем.

- Вот записка от нее, где она умоляет вас выполнить просьбу подателя сего, мистера Мортимера Лайтвуда. Мистер Райя, к счастью, знает, что я и есть Мортимер Лайтвуд, и подтвердит вам это.

Райя утвердительно склонил голову.

- Прошу вас, прочитайте, что вам пишут.

- Такая коротенькая! - удивленно проговорила Дженни, подняв глаза от записки.

- Писать подробнее не было времени. Мы дорожили каждой минутой. Мой самый близкий друг, мистер Юджин Рэйберн, при смерти.

Дженни всплеснула руками и жалобно вскрикнула.

- Да, при смерти, - взволнованно повторил Лайтвуд. - Он лежит неподалеку отсюда и умирает от ран, нанесенных ему рукой негодяя, который напал на него в темноте. Я приехал к вам прямо от него. Он почти не приходит в себя. В те короткие минуты, когда сознание возвращалось к нему полностью или частично, мне удалось разобрать, что он просит привезти вас, просит, чтобы вы были около него. Не полагаясь на собственную понятливость, я позвал Лиззи послушать эти невнятные слова. И мы оба уверились, что он требует вас.

Не разжимая стиснутых рук, кукольная швея испуганно смотрела то на Лайтвуда, то на старика.

- Если вы задержитесь, он умрет, так и не дождавшись исполнения своей просьбы... своей последней воли, доверенной мне... Мы с ним ближе, чем братья... Я... я не могу больше говорить.

Не прошло и нескольких минут, как черный капор и костыль приступили к исполнению своих обязанностей, добрый еврей остался полным хозяином в доме, а кукольная швея, сидя в дилижансе рядом с Мортимером Лайтвудом, выехала из города.

ГЛАВА X - Купольная швея отгадывает слово

Тихая комната со спущенными шторами; река за окном течет к необъятному океану; на кровати - беспомощное тело; оно лежит навзничь, все забинтованное, перевязанное; неподвижные руки в лубках вытянуты вдоль бедер. Только второй день жила здесь маленькая швея, но эти два дня вытеснили у нее все прежние воспоминания.

Со времени ее приезда он почти не шевельнулся. Лежал то с закрытыми, то с открытыми глазами. Открытые, они, не мигая, бессмысленно смотрели в одну точку, и лишь изредка лоб над ними бороздили морщинки не то гнева, не то удивления. Тогда Мортимер Лайтвуд заговаривал с ним, и он, случалось, настолько приходил в себя, что пытался назвать друга по имени. Но сознание тут же меркло, и на кровати снова лежало лишь искалеченное тело Юджина, а дух Юджина отлетал от него.

Они снабдили Дженни всем, нужным для ее работы, поставили ей маленький столик в ногах его кровати. Кукольная швея сидела там, и их не оставляла надежда, что ее фигурка, ее пышные волосы, падающие на спинку стула, привлекут его внимание. С той же целью она начинала напевать чуть слышным голоском, как только он открывал глаза и на лбу у него, словно зыбь по воде, пробегали те чуть заметные морщинки. Но пока что он ничего не замечал. "Они" - это были врач, Лиззи, проводившая здесь все свое свободное время, и Лайтвуд, который не отходил от него ни на шаг.

Так прошло два дня, прошел и третий. И на четвертый день он вдруг прошептал что-то.

- Юджин, милый, о чем ты?

- Мортимер, она...

- Что?

- ...ты пошлешь за ней?

- Друг мой, она здесь.

Не ощущая пробела во времени, он думал, что они продолжают все тот же разговор.

Маленькая швея стала в ногах кровати, напевая свою песенку, и весело закивала ему головой.

- Дженни! Протянуть вам руку я не могу, - сказал Юджин и усмехнулся почти как прежде. - Но я очень рад вас видеть.

Мортимер повторил ей его слова, потому что их можно было разобрать только по губам, нагнувшись к нему. Вскоре он заговорил снова:

- Спроси ее, видела ли она детей?

Мортимер не понял его, и Дженни сама сообразила, о чем речь, только после того как он добавил:

- Спроси ее, как пахнут цветы.

- А! Знаю, знаю! - воскликнула кукольная швея. - Теперь все поняла!

Тогда Лайтвуд быстро уступил ей место, и, с просветленным лицом склонившись над Юджином, она сказала:

- Вы говорите о тех детях, которые спускались по длинным сверкающим лучам и приносили мне покой и отраду? О тех детях, которые поднимали меня высоко-высоко, словно пушинку?

Юджин улыбнулся.

- Да.

- С тех пор как вам тогда рассказывала, я их не вижу. Давно не вижу, потому что теперь спина у меня почти не болит.