Чарльз Диккенс - Письма 1833-1854

...Я очень хочу услышать все, что Вы об этом думаете. Услышать! Если бы это было возможно...

163

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

Лозанна,

24 августа 1846 г

...Не получив, как обыкновенно, Вашего письма, я сел писать Вам наугад вчера, но погрузился в мысли с "Домби" и проработал над ним весь день. С прошлого вторника непрерывно льет настоящий горный дождь. После обеда, в начале восьмого, я расхаживал взад и вперед под маленькой колоннадой в саду, ломая голову над всякими "Домби" и "Битвами жизни", когда увидел двух людей, покрытых грязью дальнего пути, из которых один - в весьма раскисшей и грустной соломенной шляпе - то и дело кланялся мне, приближаясь по дорожке. Я долго не мог их узнать, и только когда они приблизились почти вплотную, разглядел, что это А. и (в соломенной шляпе) Н. Они приехали из Женевы на пароходе и кое-как пообедали на борту. Я угостил их превосходным рейнвейном, а также бесчисленными сигарами, А. был очень доволен и чувствовал себя как дома. Н. (странный приятель для гения) - несомненный сноб, но и он был, кажется, доволен и исполнен добродушия. У А. в кармане нашлась пятифунтовая банкнота, которую он, беззаботно таская с собой, до того истер, что от нее осталось только две трети, и стоило ее вынуть из кармана, как над столом закружились ее кусочки - так она истрепана. "О господи, знаете ли... право же... словно Гольдсмит, знаете ли... или кто-нибудь еще из этих великих", сказал Н.: та самая "отрывистая речь и грубый голос", которые напомнили Ли Ханту Клотена... * Облака, как всегда здесь в такую погоду, стлались по земле. Наши друзья совсем не разглядели Женевского озера. Пожалуй, не разглядели и Мэр де Глас, ибо их разговоры о нем весьма напоминали заявление той особы, которая, побывав на Ниагаре, сказала, что это всего только вода и больше ничего...

...Меня приводит в ужас трусость и нерешительность вигов. Не могу представить себе ничего более подлого и робкого, чем то, как они предложили этот билль о вооружении, выдержали все атаки, изъяли наиболее неприятные пункты, продолжали его поддерживать и в конце концов взяли назад. Я не могу им доверять. Лорд Джон *, наверное, чувствует себя среди них совсем бессильным. Они почему-то никогда не умеют разобраться в своих картах и разыгрывают их вслепую. Я согласен с Вами, что сравнение с Пилем далеко не в их пользу. Я не верю теперь, что они отменили бы хлебные законы, даже если бы могли...

Надеюсь, Вы не оставите свою мысль о недостаточности защиты, которую закон предлагает женщинам, и подкрепите ее замечаниями о недостаточности наказания, которому был подвергнут негодяй, игриво прозванный газетчиками "Оптовым брачным спекулянтом". Я считаю, что в любом благоустроенном обществе с передовым социальным законодательством он получил бы не одну трепку (частным образом) и был бы приговорен по меньшей мере к пожизненной ссылке. Несомненно, субъект, выбросивший жену из окна, был нисколько не хуже его.

Я приписываю это тайной вере в благородный принцип политической экономии" гласящий, что излишнее население непременно должно голодать *; сам же я видел в этом учении только залог несчастья для тех, кто ему поверит. Я убежден, что его проповедники погубят любое правительство, любое дело, любую доктрину, какими бы правильными они ни были. Здравый смысл и человечность масс в конце концов их не потерпят, а они всегда будут губить своих друзей, как погубили их при разработке "закона о бедных". Все цифры, какие только могла бы изготовить счетная машина Баббеджа на протяжении двадцати поколений, не могли бы противостоять сердцу общества.

164

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

Лозанна,

30 августа 1846 г.

Вы не можете себе представить, скольких трудов мне это стоит и как мне трудно двигаться вперед быстро. Выдумывать, слава богу, кажется легче легкого, а после этого долгого отдыха мое чувство смешного до того обострилось, что мне то и дело приходится удерживаться от нелепых гротесков, которые доставляют мне истинное наслаждение. Но вот продвигаться с быстротой, которая меня удовлетворяла бы, необыкновенно трудно, чтобы не сказать - невозможно. Вероятно, сказываются два года отдыха, а отчасти отсутствие людных улиц. Я не могу выразить, до чего мне их не хватает. Словно они давали какую-то пищу моему мозгу, без которой он не может быть деятельным. Неделю или две я могу писать чрезвычайно плодотворно в каком-нибудь уединенном месте (вроде Бродстэрса), а потом день, проведенный в Лондоне, обновляет мои силы. Но до чего же, до чего трудно писать день за днем без этого волшебного фонаря! И у меня вовсе не дурное настроение - нам здесь очень удобно, город этот мне очень нравится, и относятся ко мне тут даже более дружески и с большей любовью, чем в Генуе. Я упоминаю об этом просто как о любопытном факте, который обнаружил только сейчас. Вот и мои герои склонны увядать, если их не окружает толпа. Я писал в Генуе очень мало (только "Колокола"), и порой мне приходило в голову нечто подобное, но боже мой! - там у меня было по крайней мере две мили освещенных по вечерам улиц, где я мог прогуливаться, и большой театр, где я мог проводить каждый вечер.

...Я с радостью соглашаюсь на любые изменения или сокращения, которые Вы собираетесь предложить. Браун, видимо, продвигается очень неплохо. Крещение Поля даст ему хороший материал. Мистер Чик похож на Д. Упомяните об этом, если не забудете. Главку о мисс Токс и майоре, которую Вы, увы (но совершенно правильно), изгнали из первого выпуска, я изменил для заключения второго. Среднюю главу я пока еще не кончил - для ее завершения мне понадобится примерно три хороших рабочих дня. Однако я надеюсь, что второй выпуск будет достойным преемником первого. Я вышлю его, как только кончу...

165

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

Лозанна,

6 сентября 1846 г.

...Так как погода упрямо прояснялась, мы в прошлый вторник отправились в большой монастырь св. Бернарда и вернулись в пятницу днем. Общество наше состояло из одиннадцати человек и двух слуг: Холдимэнд *, мистер и миссис Сэржа с дочерью, мистер и миссис Уотсон, две дамы Тэйлор, Кэт, Джорджи и я. Мы были во всем удивительно единодушны и веселы. Отправились отсюда на пароходе и, высадившись, нашли целый дилижанс, который нас ожидал - его нанял мой славный Рош (он отправился вперед все подготовить). Доехали на нем до Бекса, где нас ждали две большие кареты, доставившие нас в Мартиньи. Там мы переночевали, а на следующее утро отправились в горы на мулах. Хотя монастырь св. Бернарда, как Вы, вероятно, знаете, вторая по высоте точка на земле, где еще живут люди, подъем очень удобен и легок - ни единой трудности до последних трех миль, но зато там путь проходит через так называемую "гибельную долину" и становится чрезвычайно страшным и неудобным из-за каменных осыпей и тающего снега. Этот монастырь - удивительное место, настоящий лабиринт сводчатых коридоров, отделенных друг от друга сводчатыми решетками. В нем множество удивительных крошечных спален, где окна так малы (из-за холодов и снега), что в них с трудом можно просунуть голову. Там мы переночевали, поужинав втридцатером в специально для этого отведенной старинной комнате, где пылал камин; блюда разносил угрюмый монах в высокой черной остроконечной шапке с большой шишкой наверху. В пять часов утра в часовне уныло ударил к заутрене колокол, и мне (моя спальня находилась совсем рядом с часовней), когда меня разбудили торжественные звуки органа и пение, на мгновение показалось, что ночью я умер и перенесся в неведомый мир.